Лунев.
Рита злобно фыркнула:
– Нет, что вы, господин поэт, все радовались и визжали от восторга. Просто идолу вздумалось стать отцом народа и быть в курсе всего, что мы делаем.
– Но согласитесь, фройляйн, – начал Бобров, – тотальный контроль – вполне приемлемая плата за удобство и отсутствие проблем…
– Нет, не соглашусь! – вспылила Рита. – Вам, может, и нравится быть сытой сомнамбулой, но я такого над собой не потерплю! Я лучше сдохну!
– Вы уверены? – спросил Лунев. Рита на секунду замолчала в замешательстве (вряд ли после подобных её заявлений у кого-то раньше возникали вопросы), потом ответила:
– Да. Чем рабство – лучше смерть.
– Ты на неё когда-нибудь напросишься! – засмеялся Зенкин. Он не умел оставаться серьёзным дольше минуты. – Смотри, попадёшься шпионам.
– И попадусь! И попадусь! – Рита топнула ногой и гордо вскинула голову. – Когда-нибудь я в глаза скажу идолу всё, что о нём думаю, уж будьте уверены.
– И тебя расстреляют, – заключил Редисов.
– Да, – упрямо согласилась Рита.
– Так, подождите, у вас ещё и расстреливают? – переспросил Лунев. Этот странный мир, в который он недавно попал, начал окончательно утрачивать реальность: Луневу чудилось, что он оказался в трансвременном театральном представлении, совсем как в поэмах Кобалевых, что его запустили в путешествие по эпохам – это ведь было уже, раньше, чуть выше по течению истории. Он, наверно, там, в том времени, а вовсе не в своём.
– Ну, как сказать… – протянул Зенкин. Они с Редисовым и Бобровым долго обдумывали вопрос. – У нас иногда репрессируют…
– Но мы не знаем точно, что с ними происходит, – быстро произнёс Редисов, зачем-то косясь по сторонам. – Просто иногда люди исчезают…
– И больше их не видят, – закончил Зенкин.
Лунев смотрел на них с недоверием.
– Да? – произнёс он.
– Да, – ответил Бобров, Зенкин и Редисов закивали. Рита ничего не сказала и вообще всем своим видом показывала, что разговор её не интересует. Сложив руки на груди, она смотрела на невидимую точку в углу под потолком.
После недолгой тишины Лунев снова заговорил:
– И что, вы… ничего не предпринимаете?
– В смысле? – их взгляды выражали полное непонимание.
– Ну… вы могли бы восстать против него, – произнёс Лунев тоном отвлечённого теоретика. Сам он пока ни против кого восставать не собирался.
Молчание заметно затянулось, но наконец Зенкин заговорил:
– Это… Ты не понимаешь. Это… это просто невозможно, решительно невозможно в силу… в силу Его самого…
– Сам-то понял, что сказал? – пробормотал Лунев.
– Всё так сказал, – перебил Редисов. – Просто Он такой человек, что… Я тебе не смогу сейчас объяснить. В общем, люди, которым приходилось Его видеть, говорят, что… Ему невозможно не подчиниться. Говорят даже, что в Нём есть нечто гипнотическое… – он неуверенно переглянулся с Зенкиным, словно сомневался в правильности последнего слова.
– Этого