кур? – Некоторое время Боджа сидел, глядя в окно; с улицы все еще доносилось меканье козы, и хотя Боджа явно думал о животном, вслух он произнес: – Да-да, у нее целое стадо.
– Почти одни петухи, – вставил я. Пусть Боджа знает, что кукарекают вовсе не куры.
Удостоив меня насмешливого взгляда, брат со вздохом произнес:
– Да, но разве так важно, самки это или самцы? Сколько раз тебе говорить: не лезь с этой глупой любовью к зверюшкам в важный…
Икенна осадил его:
– Ох, Боджа, сперва сам научись отличать важное от второстепенного. Сейчас важно – придумать план, а ты тратишь время на пустой гнев из-за тупой козы и упрекаешь Бена в том, что он напомнил о такой ерунде, как разница между петухом и курицей.
– Ладно, предлагаю украсть одну птицу, убить и зажарить.
– That is fatal! – воскликнул Икенна, сделав такую мину, будто его сейчас вырвет. – Нет, жрать ее кур – так не пойдет. И потом, как мы птицу зажарим? Мама обязательно учует запах. Она заподозрит, что мы украли курицу, а нам всыплют еще больше плетей. Оно нам надо?
От предложений Боджи Икенна никогда не отмахивался, не обдумав как следует. Эти двое друг друга уважали. Ни разу не видел, чтобы они спорили, зато на мои вопросы всегда рубили: «Нет», «Не так», «Неверно». Боджа покивал головой, соглашаясь с Икенной. Тогда Обембе предложил закидать ее двор камнями и молиться, чтобы попало либо в саму торговку, либо в кого-то из ее сыновей, а потом взять ноги в руки и умотать, пока никто за нами не погнался.
– Плохая мысль, – ответил Боджа. – А вдруг ее сынки, эти вечно голодные парни в рваной одежде, здоровые, как Арнольд Шварценеггер, поймают нас и побьют? – Он изобразил, какие у них выпуклые бицепсы.
– Побьют еще сильнее, чем отец, – заметил Икенна.
– Да, – сказал Боджа, – представить страшно.
Икенна согласно кивнул. Я остался единственным, кто еще ничего не предложил.
– Бен, что у тебя? – спросил Боджа.
Я судорожно сглотнул; сердце забилось быстрее. Уверенность моя всегда таяла, когда старшие братья побуждали меня принять решение, вместо того, чтобы самим решить за меня. Я все еще соображал, как вдруг мой голос, словно обретя самостоятельность, произнес:
– Есть одна идея.
– Ну так говори! – велел Икенна.
– Хорошо, Ике, ладно. Предлагаю украсть у нее петуха и, – я вперился в его лицо, – и…
– Ну? – поторопил Икенна. Все посмотрели на меня, словно на чудо какое.
– …отрезать ему голову.
Не успел я договорить, как Икенна вскричал:
– That is fatal! Круто!
Боджа выпучил глаза и принялся хлопать в ладоши.
Братья одобрили идею, которую я позаимствовал из народного сказания: его в начале четверти поведала нам учительница йоруба. В сказании говорилось о злобном мальчишке, который в гневе бросается обезглавливать всех петухов и куриц в стране.
Мы выбежали из дома и тайным путем побежали к дому торговки орехами, мимо кустов и лавки плотника – тут пришлось