со своим неприятным положением. Обдумав внимательно, дон Хозе сделал следующее верное замечание:
– На пароходе пока все идет хорошо. Вы состоите при мне в качестве слуги и можете быть спокойны до конца переезда. Но с той минуты, как мы выйдем на берег в Америке, я делаюсь важной особой, и вы можете на меня смело рассчитывать.
– Я буду вам очень благодарен.
– Но я помню, что во время нашего маленького недоразумения в Париже товарищ прокурора сообщил мне, что приговор к заключению на несколько месяцев за просрочку, считающуюся по вашим законам преступлением, тем не менее оставляет меня вашим должником.
– Стоит ли говорить об этом, – заметил небрежно Буврейль.
– Напротив, будем говорить, – подчеркнул дон Хозе. – Ваш адвокат даже напомнил мне о том, что я ваш должник, и это была одна из причин, заставивших меня покинуть этот негостеприимный город. Не думаете ли вы, что следовало бы погасить этот долг?
Буврейль попался.
– Я очень рад… но вы, конечно, знаете, что у меня нет под рукой нужных бумаг… они в Париже.
– Достаточно было бы простой расписки, – холодно сказал Хозе. – Подумайте.
– Мы это сделаем по приезде.
– Тогда будет дороже.
– В самом деле?
– Конечно… нам нужно будет избавиться от вашего врага, что вызовет лишние расходы.
– Какие расходы?
– Даже в экваториальных странах выстрелы из револьвера оплачиваются отдельно.
– Но я не требую его смерти! – заметил осторожный Буврейль.
– Полумеры ни к чему не приводят; уверяю вас, что экономия здесь неуместна.
Дон Хозе начал выказывать себя в настоящем свете; по правде говоря, он нагонял страх на Буврейля – этого утонченного мошенника, операции которого не переходили законных пределов. Пределы эти, как известно, заходят довольно далеко, и закон прикрывает много не особенно красивых деяний.
«Лоран» приближался к экватору. Переход через эту воображаемую линию составляет для матросов праздник, известный всем, кто хоть немного плавал. Лаваред и Мирлитон говорили об этом, как вполне осведомленные люди.
– Странный обычай, во всяком случае, – сказала мисс Оретт.
– Если традиции могут служить оправданием, то он вполне извинителен, так как этот обычай существует очень давно. Может быть, это измененный языческий обряд, подвергнувшийся отчасти влиянию католицизма. Некоторые думают, что это остатки языческого культа, неопределенная религия народа-мореплавателя, имеющая отношение к поклонению солнца.
– Но я читала, – заметила молодая девушка, – что этого обычая не было у спутников Христофора Колумба; это не доказывает древности его происхождения.
– Однако древнейшие из наших моряков упоминают о нем. Жан де Лери, отправившийся из Гонфлера в Бразилию в тысяча пятьсот пятьдесят седьмом году, говорит о нем как об обычае, существовавшем уже у первых исследователей, вышедших из Гавра и Дьеппа задолго до него.