июня 1796 года он подписал в Бреши перемирие, в результате чего Неаполитанское королевство вышло из первой антифранцузской коалиции (1792–1797).
Он рвался в Милан, чтобы поскорее встретиться с «беременной» Жозефиной, – он был почему-то уверен, что она уже там. Но, приехав в свой дворец Сербельони, он, к своему великому огорчению, узнал, что ее там нет и что она еще даже не выехала из Парижа!
Безутешный, вновь взял в руки перо и, с трудом сдерживая скупые слезы, выплеснул на бумагу свои чувства обманутого в своих ожиданиях несчастного мужа:
«Душа моя готовилась к радостной встрече с тобой, но теперь полна горечи и боли. От тебя нет писем, и ты сама не приехала. Ты меня никогда не любила! Напрасно я ускорял ход всех дел своих, рассчитывая увидеть тебя в Милане 13 мая, а ты все еще в Париже. Теперь мне предстоит замкнуться в самом себе, заглушить в своей душе чувство к тебе, меня недостойное. Теперь мне ничего не остается, кроме славы, и если такой славы мне мало для желанного счастья с тобой, она, по крайней мере, придает мне сил, чтобы с достоинством встретить смерть, этот залог бессмертия… Тысячи кинжалов терзают мне сердце. Так не вонзай их еще глубже! Прощай, мое счастье, жизнь моя, все, что я имел на этой земле».
Как всегда, с трудом разбирала Жозефина его каракули, заляпанные чернильными капельками, слетавшими с его стремительного, подгоняемого злостью пера. Это было первое его письмо, в котором он заговорил (от отчаяния?) об их возможной разлуке.
На сей раз, потрясенная его вырвавшимися из глубины сердца горькими словами, она уже не произнесла свою дежурную фразу: «Какой он все же забавный, этот маленький Бонапарт!»
Неужели это он всерьез, неужели на самом деле все кончено и ей суждено вернуться к прежней безрадостной жизни с ее громадными долгами, кредиторами, постоянной охотой за богатыми любовниками? Нет, она этого не хотела, слава мужа кружила ей голову, и она не желала возвращаться к прошлому. Чувствуя, что этот безумец на самом деле на грани нервного срыва, она прибегла к спасительный лжи в который раз: написала ему, что приехать сейчас не может не потому, что не любит его, а потому, что очень больна, просто на грани между жизнью и смертью, и что трое опытных врачей не отходят день и ночь от ее изголовья.
Ее нехитрая уловка удалась и на этот раз. Ослепленный своей страстью к ней, Бонапарт проглотил и эту наживку. Через несколько дней он отправил ей совершенно другое письмо, в котором не было и намека на грядущий разрыв с ней:
«Трудно описать ту минуту, когда я получил твое письмо, какое беспокойство охватило меня, когда я узнал, что ты больна, что возле тебя три врача, что жизнь твоя в опасности и поэтому ты не в силах мне писать. Я и передать тебе не могу, в каком я сейчас состоянии. Надо знать мое сердце и любить тебя так сильно, как я люблю. Огонь пожирает мои вены. Сердце в отчаянии. Ты так страдаешь, а я так далеко от тебя. Увы! Может, тебя уже нет в живых!»
Они перечитывали это письмо вместе с Ипполитом, и этот фигляр, подражая