друга не помните, и оба, надо думать, мало что знаете о семейных делах, – сказал он хмуро. – Ну, а поскольку твой двоюродный брат называет себя дон Хуан Робинсон, – добавил он, обращаясь к Кларенсу, – тебе тоже лучше распроститься с Джексоном Брантом. Я твоего брата знаю лучше тебя, но вы скоро друг к другу привыкнете. По крайней мере, я очень вам советую постараться, – заключил он с необычайной серьезностью.
Он повернулся и, как видно, хотел выйти из комнаты вместе со смущенным хозяином дома – к явному облегчению последнего, – но тут мальчик посмотрел на Робинсона и робко спросил:
– А можно мне книги поглядеть?
Его родственник остановился и впервые посмотрел на него с интересом.
– А, так ты умеешь читать! Ты любишь книги?
– Да, – ответил Кларенс. И, чувствуя на себе нерешительный взгляд, добавил: – У меня руки чистые, но, если хотите, я могу их сперва вымыть.
– Гляди сколько хочешь, – сказал с улыбкой дон Хуан. – А так как это старые книги, то руки лучше вымыть потом. – И, быстро повернувшись к Флину, сказал с облегчением: – Вот что, я выучу его говорить по-испански!
Они вышли вместе, а Кларенс живо повернулся к полкам. Да, это были старые книги, некоторые совсем старинные, в странных переплетах, изъеденные червями. Одни были на иностранных языках, зато другие напечатаны по-английски, ясным, отчетливым шрифтом, с удивительными гравюрами и иллюстрациями. Одна книга, видимо, была историей сражений и осажденных городов, с цветными картинками, изображавшими бойцов, пронзенных стрелами, с аккуратно обрубленными конечностями или поваленных на землю палящими пушками. Кларенс был поглощен картинками, как вдруг услышал цокот подков во дворе и голос Флина. Он подбежал к окну и с удивлением увидел, что его друг уже в седле и прощается с хозяином.
И тут Кларенсом вдруг овладело на миг новое чувство, как это свойственно его возрасту, чувство, которое он всегда из застенчивости прятал под внешним упрямством. Флин, его единственный друг! Единственный, кому он открыл свою детскую душу! Его новый кумир уезжает, бросает его, не сказав ни слова на прощание! Правда, Флин всего лишь любезно согласился отвезти Кларенса к его опекуну, но все же как можно покинуть его без единого слова надежды или ободрения! Будь это любой другой, Кларенс, вероятно, прибегнул бы к помощи всегдашнего своего индейского стоицизма, но то же чувство, что побудило его поверить Флину свои детские тайны при первой же встрече, взяло вверх и теперь. Он бросил книгу, промчался по галерее и выбежал во двор, когда Флин уже выезжал из ворот.
Мальчик издал отчаянный крик, и всадник его услышал. Он натянул поводья, повернул коня и, остановившись, нетерпеливо посмотрел на Кларенса. Кларенс и без того был смущен, а тут еще его двоюродный брат, видя, что Флина остановили, замешкался в галерее, а пеон, торчавший без дела у ворот, подобострастно подбежал и хотел взять под уздцы коня. Но всадник отмахнулся от него и, обращаясь к Кларенсу, спросил