в народе «Ксюша», он был хитер как лис.
Валет весело рассказывал, как они маршируют и режут трупы, совершают километровые пробежки на физкультуре, а потом исследуют кожно-мышечные рефлексы у лягушек. Валет рассказывал о казарме, в которой можно вешать топор, и по ночам стены дрожат от храпа. А я слушал и слушал, и буквально обжирался его рассказами. Я предложил взять водки, но Валет лишь рассмеялся и покачал головой. Я знаю многих, которые в такой ситуации стали бы подначивать: «Ты что, не мужик?.. А еще погоны одел…» и так далее. Но поймать Вальта на слабо было невозможно, ну, или почти невозможно. Зато он много и умело курил. Я тоже покуривал, но тогда еще больше для понта, нежели для кайфа. А вот Валет курил с удовольствием:
– Ну, что, Егор, покурим, а то так бросить можно.
Мои успехи были скромны, похвастаться особо нечем, поэтому я слегка борзел – вроде «лучшая защита – нападение».
– Как у тебя на личном фронте? – нагло спросил я, глядя в насмешливые глаза Вальта. И, вспомнив слова Витьки, добавил: – Не нашел еще пиковую даму?
Валет расхохотался, как хорошей шутке, и спокойно выпустил дым:
– Все барышни Питера у моих ног.
– Ну, конечно…
Валет приехал на три дня. От отца вернулся какой-то недоуменный:
– Во как. Отец денег дал.
Я заинтересовался:
– Ну, и ты взял?
Валет усмехнулся кривой такой усмешкой:
– Конечно, взял. А ты бы не взял?
– Взял.
– Ну и вот. Да-а… – Валет почесал в затылке. – Похоже, он действительно свою жизнь налаживает… Молодец.
– А ты того… Не обижаешься на него? – несколько настороженно спросил я.
Валет нахмурился, но лишь на мгновение:
– Вот если бы медкомиссию не прошел – пара ребер у меня неправильно срослись и это… вроде как хронический подвывих челюсти… Но, как тебе сказать, Жора, диагноз – годен. Про эти дела, – Валет сделал несколько энергичных жестов, изображающих мордобой, – никто не знает. – Он глянул на меня остро.
– Могила, – ответил я.
– Ну так вот, чего обижаться-то? Без обид. Да я и не помню уже ничего. И хватит об этом.
Я Вальту не поверил.
Валет уехал. Так и не познакомил я его с Витькой. В тот раз нет. Я не хотел ни с кем делить Вальта, хотя там, в Питере, у него были свои друзья, свой круг общения, своя жизнь. Но здесь, в Москве, мне не хотелось плескать нашу дружбу. Вальту, похоже, тоже.
Опять потекли монотонные студенческие будни. Студенчество – светлая пора? Ну, не знаю. Учеба катилась по привычному кругу. Я еще не успел ни полюбить свою будущую профессию, ни свыкнуться с ней.
Я продолжал писать стихи и даже небольшие очерки, уже не стесняясь кое-что обнародовать.. Однако, мнение Вальта было для меня, по-прежнему, важно – его грубоватый юмор, но очень точные оценки. Но, конечно, главным было не это. Валет откровенно восхищался моей писаниной. Он восхищался тем, что было ему недоступно. И меня это дико радовало. Что я хоть в чем-то его превосхожу. Да, это