бы то ни было, отказ его признать вора произвел свое действие: 18 мая вор решился бежать из города вместе с воеводой князем Хованским. Но Плещеев пошел в переговоры с Хованским и убедил его отстать от вора. Самозванец бежал из города ночью один, не успев оседлать коня и даже надеть шапки. За ним бросились в погоню, поймали, 20-го числа привели назад в город и посадили в палату, а 1 июля повезли в Москву, где и казнили.
Но среди этих успехов и в самом Ярославле происходили смуты. Сюда явился из Казани известный нам Иван Биркин. Ему не удалось с Шульгиным добиться того, чтобы Казань не послала вовсе людей для ополчения: казанцы хотели идти, и Биркин сам повел их, но в дороге настраивал их против Пожарского и Минина. Шедший с ним татарский голова Лукьян Мясной не потакал Биркину, и оба они были во взаимной вражде. Казанцы пришли в Ярославль. Биркин как начальник одного из собравшихся в Ярославле ополчений стал добиваться участия в совете, а Минин как личный его враг вооружил против него бояр и дворян – его не хотели допустить в совет. Тогда Биркин ушел назад; за ним пошли казанцы. Остался только Лукьян Мясной с двадцатью человеками мурз и князей и с тридцатью дворянами, да стрелецкий голова Постник Неелов с сотней стрельцов[12].
Однако смуты в Ярославле не прекратились, и по уходе Биркина начались споры и соревнование между начальниками о старшинстве. Каждый из ратных людей принимал сторону своего воеводы, а рассудить было некому. Тогда придумали по старине взять в посредники, в третейские судьи, духовное лицо и послали к бывшему ростовскому митрополиту Кириллу, жившему в Троицком монастыре, чтобы он был на прежнем столе своем в Ростове. Кирилл согласился, приехал в Ростов, потом в Ярославль и стал укреплять людей; когда начинались споры, враждующие стороны должны были обращаться к нему за советом и судом.
В июле в Ярославль приехали обещанные послы новгородские: из духовных – игумен Вяжицкого монастыря Геннадий, из городовых дворян – князь Феодор Оболенский, да из всех пятин из дворян и из посадских людей по человеку. Эти послы требовали, чтобы Московское государство было в соединении с ним, Великим Новгородом, и признало бы государем выбранного им шведского королевича Филиппа. Переговоры, начавшиеся по этому поводу, кончились тем, что Пожарский не согласился вступить ни в какие обязательные отношения к Швеции. Но чтобы явным разрывом не возбудить шведов против ополчения, положили отправить в Новгород посла Перфилия Секерина для продления времени, для того только, чтобы, говорит летописец, не помешали немецкие люди идти на очищение Московского государства, а того у них и в уме не было, чтобы взять в Московское государство иноземца. «Если, господа, – писали начальники ополчения новгородцам, – королевич по вашему прошению нас не пожалует и в Великом Новгороде нынешнего года по летнему пути не будет, то во всех городах всякие люди о том будут в сомнении. А нам без государя быть невозможно. Сами знаете, что такому великому государству без государя