Зеленая.
– Може, синяя? – спросил Кузьмич.
– А може, и синяя. Что синяя, что зеленая – это все одно. Разницы нет! – протянул Евстигней, выпуская клуб дыма.
– Эх ты, тюря! – с презрением сказал Кузьмич. – Тысяча цветов синего есть да тысяча зеленого.
– Разговаривай тожа… тысяча! – Евстигней даже усмехнулся. – Тысяча!
– Куда карета поехала? – спросил Кузьмич.
– Ваньку Доброписцева спроси, он сзади прицепимшись ехал.
Кузьмич искренне обрадовался.
– А, Ванька! Вот это хорошо, – говорит, – Ваньку и спросим. Ну, прощай, кум, – обратился Кузьмич к Евстигнею. – Тебе, брат, не будочником быть, а чучелом на огороде торчать!
– Поговори еще, – равнодушно ответил Евстигней. – Я те дам!
Кузьмич отправился искать Ваньку.
Испугался Ванька, когда его Кузьмич за шиворот схватил и к себе потянул. Шкодлив был Ванька, а потому всегда за собой вину чувствовал.
Стал его Кузьмич насчет кареты выспрашивать – молчит, быком смотрит.
Успокоил его Кузьмич, даже грош ему дал. Наконец добился своего – все, что мог, вымотал у мальца.
Ну да. Ванька висел «прицепимшись»… Номера не посмотрел – не к чему было. А вот пукет на карете сзади нарисован был – так он, Ванька, пока ехал, куском стекла весь пукет испоганил – всю краску соскреб.
– Молодчага! – обрадовался Кузьмич и еще грош Ваньке дал.
… А карета ехала по Большому по 17-й линии. Тут Ваньку какой-то извозчик кнутом полоснул, ну, он тогда от кареты отцепился и домой побег. Вот и все.
Утром пришел Кузьмич «на работу» к Марфе Петровне.
На всякий случай у ворот постоял – на следы кареты посмотрел. Видит, правая лошадь с одной ноги подкову потеряла. Стоит Кузьмич, на землю смотрит. Нагнулся, в травке пошарил – нет ли, мол, там чего. И что бы вы думали?.. Публика собираться стала. Чиновница Авдотья Петровна Лысухина остановилась. Инвалид Сидорыч приковылял, тоже стал смотреть.
– Ты это что, Кузьмич? Аль деньги оборонил? – спрашивают.
– Тьфу! Ну и народ в Гавани! – Кузьмич даже обозлился. – Пуговица от брюк отскочила, – говорит. – Ищу вот!
Еще кое-кто подполз, тоже стали смотреть. Инвалид даже в крапиву залез, шарит – не верит, что пуговица.
Ушел Кузьмич во двор к Марфе Петровне. А там его уж ждали. Стал орудовать. Командует: «Стол тащите! Вот сюда его… на солнышко!» Притащили стол. Сундучок вытащили. Что в сундуке было, все на стол высыпали…
Начал с сундука. Вертел, вертел… Наконец обратил внимание на то, что в одном углу нацарапана цифра 1, в другом – 8, в третьем – 1, в четвертом – 9. На крышке сундучка нашел еще рисунок: какой-то домик, будто на горке, и крест около.
В подкладке жилета нашел трубочку из бумаги. И на бумажке опять – 1819. А в морских книгах буквы некоторые подчеркнуты словно.
Взял Кузьмич трубочку бумажную и две книги, домой их понес. Велел сундучок припрятать и все, что в нем, – тоже.
…Дня через два приходит Кузьмич туча тучей.
– Ну что? – спрашивает Илья.
– Ерунда вышла. Бился, бился, все подчеркнутые