трупа.
Утром Вэнс послал Карри за газетами, а потом целый час обсуждал различные аспекты преступления. Для Вэнса чтение газет было настолько необычным занятием, что я не сумел скрыть изумления при виде того, чем он занимается.
– Нет, дорогой старина Ван, – лениво пояснил он, – я не стал сентиментальным, я даже не стал более гуманным, хотя это слово сегодня ошибочно звучит на все лады. Я не могу согласиться с Теренцием: homo sum, humani nihil a me alienum puto[13], потому что я видел много всего, что они именуют гуманизмом. Видите ли, Ван, это маленькое оживление в связи с преступлением очень интересно или, как пишут в журналах, очень интригующе, фу, какое дикое слово! Ван, вы просто обязаны прочесть это интервью с сержантом Хэсом. Он занял целую колонку словами: «Я ничего не знаю». Бесценный парень! Я просто начинаю нежно любить его.
– Может быть, Хэс скрывает свои знания, как хитрый дипломат, – высказал я предположение.
– Нет, – отозвался Вэнс и печально покачал головой. – Человек с его тщеславием не удержался бы от соблазна известить о своих способностях весь мир хотя бы из-за того же гуманизма и из желания добиться справедливости. Для него было бы мукой промолчать об этом.
– Во всяком случае, Маркхэм может знать или подозревать что-либо такое, о чем следует временно умолчать, – не сдавался я.
Вэнс на мгновение задумался.
– Да, в этом нет ничего невозможного, – согласился он. – И он держится в стороне от этой журналистской говорильни. Может быть, мы основательно вникнем в это дело, а, Ван?
Он подошел к телефону, набрал номер прокуратуры, и я слышал, как он договаривался с Маркхэмом о встрече за ланчем в «Стюйвезант-клубе».
– А как насчет статуэтки Надельманна у Штирмера? – спросил я, вспомнив о причине, которая привела меня в это утро в дом Вэнса.
– Сегодня у меня нет настроения заниматься греческими безделушками, – ответил он и снова уткнулся в газету.
Сказать, что я был удивлен его поведением, – значит не сказать ничего. За все время нашего знакомства я не помню случая, чтобы он отказался разговаривать или рассматривать какой бы то ни было предмет искусства. Однако сейчас это случилось. Я был достаточно сообразителен, чтобы понять, насколько интенсивно работает его ум, и перестал донимать его.
Маркхэм немного опоздал; когда он прибыл в клуб, мы с Вэнсом уже сидели в углу за нашим любимым столиком.
– Приветствую вас, мой милый Ликург, – встретил его Вэнс. – Что нового ожидает человечество в ближайшем будущем? Есть ли у вас новые ключи к этому делу?
Маркхэм улыбнулся:
– Я вижу, вы читали газеты. Какое же мнение сложилось у вас?
– Без сомнения, дело типичное, – ответил Вэнс. – Они настойчиво и кропотливо ищут все что угодно, кроме самого существенного.
– В самом деле? – шутливо осведомился Маркхэм. – А что, разрешите спросить вас, вы считаете самым существенным в этом деле?
– С