паронимической аттракции у Цветаевой см. также: Северская 1988.
27
Вспомним и отмеченный ранее переход чащ звук → чаш звук (с. 25).
28
О квазиединицах в языке поэзии см.: Григорьев 1979: 283–300.
29
Об этом тексте см.: Маймескулов 1995
30
В работе принято следующее определение термина: «Внутренняя форма слова – характер связи звукового состава слова и его первоначального значения, семантическая или структурная соотнесенность составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка; способ мотивировки значения в данном слове» (Энциклопедия). О различных толкованиях термина «внутренняя форма слова» см.: Григорьев 1979: 106.
31
Об этом пишет Е. Б. Тагер: «Другой раз, послав к нам какую-то девушку с запиской, она приписала в постскриптуме: “Обласкайте девочку, она – душенька, и даже – “Душенька” – Псиша – Психея”. Я привожу эти высказывания не ради их каламбурного изящества, а потому что в них молниеносно, как в осколке зеркала, отразился весь внутренний строй Цветаевой – и как личности, и как поэта. Душенька – слово житейского повседневного обихода. Но Цветаевой этого мало: она раздвигает его смысл – встает “Душенька” с большой буквы (поэма И. Ф. Богдановича) – душа – Психея. Слово вырастает, воздвигается, громоздится или, может быть, наоборот, разверзается вглубь, открывается скрытое дно. И все творчество Цветаевой дышит этой неукротимой жаждой вскрыть корень вещей, добиться глубинной сути, конечной природы явлений» (Тагер 1988: 499–500). Ср. также строки М. Цветаевой из письма, адресованного Р.-М. Рильке: «Вы возвращаете словам их изначальный смысл, вещам же – их изначальное название (и ценность). Если, например, Вы говорите “великолепно”, Вы говорите о “великой лепоте”; о значении слова при его возникновении. (Теперь же “великолепно” – всего лишь стершийся восклицательный знак)» (Рильке – Пастернак – Цветаева: 86).
32
Цветаева писала в статье «Искусство при свете совести»: «По отношению к миру духовному – искусство есть некий физический мир духовного. По отношению к миру физическому – искусство есть некий духовный мир физического» (V: 361). Ср. высказывание Ф. И. Буслаева: «Человек разделил свою духовную природу на две области: частию возводил ее до обоготворения, частию низводил до вещественной природы: и таким образом бессознательно чувствовал в себе два противоположные начала – вечное и тленное, осязательно совокупив их в образе своего божества» (Буслаев 1887: 140).
33
См. анализ этого стихотворения: Ревзин 1971: 224–231; Черкасова 1975: 147–148.
34
В данном случае метафора выступает как традиционный символ уподобления женщины и воды. В «Повести о Петре и Февронии», памятнике древнерусской литературы, содержится рассказ об искушении человека и ответе девы Февронии: «Некто же бе человек у блаженныя княгини Февронии в судне. Его же и жена в том же судне бысть. Той же человек, приим помысл от лукаваго беса, возрев на святую с помыслом. Она же, разумев злый помысл его вскоре, обличи и рече ему: “Почерпи убо воды из реки сия с сю страну судна сего”. Он