не мог с ним не согласиться. Комната была обставлена с настоящей роскошью. В ней преобладали глубокие красные тона: ковер, стены, драпировки и мебель – все имело этот жизнеутверждающий оттенок. Кресла были глубокими и мягкими; на стенах висели несколько написанных маслом картин известных современных художников; здесь же находились несколько миниатюрных книжных шкафов с тщательно подобранными книгами, а на маленьком бамбуковом столике подле камина лежали журналы и газеты.
Камин был облицован дубом почти до потолка, а по обе стороны от него висели зеркала, на многочисленных полочках стояли чашки, блюдца и вазы старинного дорогого фарфора. В комнате также были золотые часы, симпатичный буфет и аккуратный курительный столик, на котором стояли хрустальная подставка для бутылок и коробка с сигарами. Квартира была меблирована с несомненным вкусом и изяществом, и Люциан понял, что человек, которому принадлежат столь роскошные апартаменты, должен располагать немалыми средствами, равно как и возможностью их использовать.
– У вас, несомненно, есть все, чего только душа пожелает, в смысле комфорта, – сказал он, глядя на сервированный стол, накрытый белоснежной скатертью без единого пятнышка, на котором поблескивали серебряные столовые приборы и хрустальные бокалы. – Мне остается лишь удивляться тому, что вы столь изысканно обставили одну комнату, а остальными попросту пренебрегли.
– Мои спальня и ванная расположены вон там, – ответил Бервин, показывая на большую двустворчатую дверь напротив окна, задрапированную бархатными шторами. – Они меблированы так же хорошо, как и эта комната. Но откуда вы знаете, что все остальные помещения этого дома пустуют?
– Едва ли я мог не знать этого, мистер Бервин. Характерный для вас контраст нищеты и богатства уже давно стал для соседей секретом полишинеля.
– Никто и никогда не бывал в моем доме, за исключением вас, мистер Дензил.
– О, сам я на этот счет ничего и никому не говорил. Давеча ночью вы выставили меня так быстро, что у меня попросту не было времени для наблюдения. Кроме того, я не имею привычки рассуждать о вещах, которые меня не касаются.
– Прошу прощения, – устало сказал Бервин. – У меня не было намерения обидеть вас. Полагаю, об этом рассказала миссис Кебби?
– Я бы счел это вполне вероятным.
– Вот расстроенная волынка[4]! – воскликнул Бервин. – Я немедленно рассчитаю ее!
– Вы шотландец? – вдруг спросил Дензил.
– А почему вы спрашиваете? – вопросом на вопрос ответил Бервин.
– Потому что вы использовали сугубо шотландское выражение.
– А перед этим я использовал типично американское выражение, – парировал хозяин. – Я могу быть шотландцем или американцем, но позвольте напомнить, что моя национальность – это мое дело.
– У меня нет ни малейшего желания выпытывать ваши секреты, – произнес Дензил, поднимаясь со стула, на котором так удобно устроился, – но хотел бы напомнить