наш местный драматург, Ираклий Морава.
– Он что, грузин?
– Это Ванька грузин?! – засмеялся Ключевский. – Да вы что, господин экстрасенс.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что в миру драматург Ираклий Морава известен как Иван Сидоров. И человек он со странностями, во всяком случае, на этом настаивал господин Ключевский. Господин Кругликов, как человек более прямолинейный, обозвал Ивана Сидорова натуральным психом, алкашом и даже возможным наркоманом.
– Глюки у него бывают, это точно, – поддержал директора Ключевский, – а в остальном милейший человек, смею вас уверить.
– Хороши глюки, – вспенился Кругликов. – Вы знаете, что мне заявил этот паразит за день до премьеры?! Оказывается, ему эту пьесу заказал Люцифер. Можете себе представить, господин экстрасенс, с каким контингентом приходится иметь дело.
– Да не Люцифер, Анатолий Степанович, а Асмодей, – снисходительно поправил директора Ключевский.
– А в чем разница-то? – удивился Кругликов.
– Люцифер покровительствует гордецам, – пояснил знающий актер, – а Асмодей опекает сластолюбцев.
– Да пропади они все пропадом, – выпалил в сердцах Кругликов. – И вы вместе с ними. То есть, извиняюсь, я не то хотел сказать.
Анатолий Степанович прикрыл рот ладошкой и затравленно огляделся по сторонам. Наверное, пересчитывал имеющийся в наличии персонал. Все вроде были на месте, и Кругликов слегка успокоился.
– А почему Ираклий Морава не был на премьере? – спросил я.
– Да я бы его на порог не пустил, – взъярился Кругликов. – У него же запой. Он на четвереньках передвигается.
Сразу скажу, меня заявление пьющего драматурга по поводу Асмодея насторожило. Как говорят в таких случаях шибко умные люди – дыма без огня не бывает. А уж когда в этом дыму за здорово живешь пропадает заслуженный артист, то поневоле задумаешься: а не был ли тот огонь адским? Одним словом, мне следовало повидаться с Ираклием Моравой и навести у него справки о заказчике мистической пьесы, чья постановка повлекла за собой столь печальные последствия.
Сопровождать меня к проштрафившемуся драматургу вызвались Ключевский и Зимина. Ну и, разумеется, Боря Мащенко, которого просто охватил азарт охотника. Пока артисты переодевались, я навел справки у Крутикова по поводу режиссера Пинчука. Анатолий Степанович отозвался о столичной знаменитости в самых возвышенных тонах. И в первую очередь напирал на то, что Пинчук ставил спектакли в десятках театров по всей нашей необъятной стране, но актеры у него прежде никогда не пропадали.
– То есть Пинчук человек известный в театральных кругах?
– Да помилуйте, господин Чарнота, – возмутился Кругликов, – что значит, известный? Это же мировая знаменитость! А денег он с нас слупил столько, что опустошил театральную кассу на много месяцев вперед.
Я Анатолию Степановичу поверил. В конце концов, человек не первый год крутится в театральном мире и, надо полагать, знает всех его гениев наперечет. Вот только непонятно,