и этот художник смотрели за моим творчеством молча. Я пыхтела и очень старалась. Когда я закончила, я подняла этот портрет и, держа в руках на уровне своего лица, показала им. В их глазах я видела растерянность.
– Что, разве плохо я нарисовала? – спросила я.
– Нет, ну что ты! – воскликнул художник и подхватил меня на руки. – Девочка, да у тебя просто талант! А ну, нарисуй мне вот этот кусочек моря со скалой. Что ты там видишь? – он показал на скалу, выступающую из-за мыса, на котором росла старая, кривая одинокая сосна.
Я тогда взяла карандаш, лист бумаги, положила на плитку тротуара и, стоя на коленках, начала рисовать. Я не очень хорошо помню всё своё детство, но тот день, почему-то, запомнился мне навсегда. Я не могу сказать, сколько времени я рисовала, но когда я подняла голову, то вокруг меня стояли люди и молча наблюдали за моим творчеством с высоты своего роста.
– Тебе надо обязательно заняться рисованием. – резюмировал этот художник, когда я сказала, что уже закончила свою работу. – Я бы мог порекомендовать вам очень хорошего учителя, – сказал он, обращаясь уже к маме, – ну, или я бы сам мог позаниматься с Вашей дочерью. Она очень хорошо чувствует бумагу и карандаш. В её возрасте дети так не рисуют. Я думаю, что из неё получится, если не гениальный, то уж точно, очень хороший художник.
Портрет этот и мой пейзаж долгое время висели в маминой комнате на стене, пока мы не переехали. Да мама их и сейчас хранит, я точно знаю. Она вообще хранит все мои рисунки и наброски, даже черновики, которые я просто выбрасывала. Так вот, в тот год мама отдала меня сначала в художественную студию, а позже, через несколько лет я поступила в художественную школу. Рисовала я действительно неплохо, учителя меня хвалили и пророчили большое будущее. А я рисовала и рисовала. Рисовала практически всегда и везде. Даже, когда мы с родителями выезжали на пляж, я рисовала на песке. В кафе я рисовала на салфетках. В троллейбусах я дышала на оконные стёкла и рисовала на окнах пальцем. Даже в ванной, пока мама вытирала меня и мои волосы после очередного купания, поставив на табуретку, я успевала порисовать на запотевшем зеркале. Все дорожки в округе были изрисованы цветными мелками. Мне перестали дарить куклы и настольные игры, так как они меня просто перестали интересовать, а всё чаще дарили и покупали всё, что было связано с живописью. Краски, карандаши, фломастеры, мелки, пастель, бумагу, ну всё, что можно было найти в магазинах, приносили мне. Но я мечтала о своём настоящем мольберте. Купить его мне могли, проблем с этим не было. Но проблема была в том, что поставить его было негде в нашей маленькой квартире, а мы жили тогда в половине частного дома прямо на берегу моря. Поэтому, я всё больше времени проводила в художественной школе. Мне даже разрешали выносить мольберт из школы, чтобы я могла рисовать на природе. Позже, правда, когда я подросла, то папа соорудил мне в сарае что-то похожее на мини-студию, где я могла развешивать свои картины, разбрасывать краски и не убирать после очередного приступа творчества. Папа очень