ты вчера проиграл? – спросил № 3.
Франк Браун засмеялся.
– Ах, всю свою вчерашнюю получку. И еще вдобавок подписал векселей на несколько сотен. Черт бы побрал эту игру!
Номер 6 был юным поручиком, почти мальчиком, кровь с молоком. Он вздохнул глубоко:
– Я тоже продулся.
– Ну, а по-твоему, мы не проигрались? – огрызнулся на него № 14. – И только подумать, что эти трое бродяг кутят теперь на наши деньги в Париже. Сколько, по-твоему, они там пробудут?
Доктор Клаверьян, морской врач, арестант № 2, заметил:
– По-моему, дня три. Дольше они не смогут остаться, а то отсутствие их будет замечено. Да и на более долгое время у них не хватило бы денег.
Те трое были № 4, № 5 и № 12. В последнюю ночь они много выиграли и тотчас же утром спустились вниз, стараясь не опоздать к парижскому поезду. Они отправились немного развлечься, как это называлось в крепости.
– Что же предпримем мы сегодня? – спросил № 14.
– Напряги хоть раз сам свой пустой мозг, – сказал Франк Браун ротмистру.
Он спрыгнул со стены и пошел через казарменный двор в офицерский сад. Он был в дурном настроении и громко что-то насвистывал.
Не из-за проигрыша, он проигрывал уже не в первый раз и это его мало трогало. Но это жалкое пребывание здесь, это невыносимое безделье!
Правда, крепостные правила были довольно свободны, и среди них, во всяком случае, не было ни одного, которое бы оскорбляло хоть как-нибудь господ арестантов. У них было здесь свое собственное собрание, в котором стояли рояль и большая фисгармония: они получали десятка два газет. У каждого был свой денщик. Камеры были просторные, чуть ли не залы; за них они платили государству по пфеннигу в день. Обеды они брали из лучшей гостиницы города и держали обильный винный погреб. Было только одно неудобство: нельзя было запирать своей камеры изнутри. Это был единственный пункт, к которому комендант крепости относился невероятно строго. С тех пор как в крепости произошло самоубийство, каждая попытка приделать изнутри камеры задвижку или крючок подавлялась немедленно.
«Что за дураки все они! – подумал Франк Браун. – Точно не может человек покончить с собою без всяких засовов!»
Это неудобство мучило его все время, отравляло ему всю радость существования. Побыть в крепости одному было совершенно немыслимо. Он привязывал дверь веревками и цепочками, ставил перед нею кровать и другую мебель, но ничего не помогало: после продолжительной борьбы все разрушалось и разбивалось вдребезги и товарищи торжествующе врывались в его камеру.
О, эти товарищи! Каждый из них был превосходнейшим и симпатичнейшим малым. С каждым из них можно было без скуки поболтать наедине полчаса. Но вместе они были невыносимы, они ели, пили, играли по целым дням и ночам в карты. А кое-когда принимали у себя женщин, которых приводили им услужливые денщики. Или предпринимали продолжительные экскурсии, вот и все их героические подвиги!
Ни о чем другом они никогда и не говорили.
Те, что сидели