сообщил, что Стенхоп желает говорить со своим другом. Тогда он тихо поднялся по лестнице, на перилах которой еще красовались праздничные гирлянды цветов. Следуя за шедшим впереди слугой на верхний этаж, Холлистер вдруг остановился. Дверь напротив отворилась, и дама средних лет, богато одетая для свадебной церемонии, показалась на пороге.
– Успокойся, дорогое дитя, – сказала она тоном материнского наставления. – Я скоро возвращусь, только поговорю с твоим отцом. Тебя нельзя оставлять одну в такое тяжелое время.
На эти слова, очевидно обращенные к молодой женщине, так неожиданно сделавшейся вдовой, прозвучал невнятный ответ из глубины комнаты, потом дверь закрылась. Мать, шурша своим дорогим шелковым платьем, спустилась с лестницы, не заметив Холлистера. Он посторонился, стараясь избежать встречи с ней, хотя знал ее хорошо. В сильном волнении еще раз взглянул он на закрывшуюся дверь и пошел дальше по лестнице.
Когда он вошел к Стенхопу, тот приветствовал его горячим рукопожатием.
– Теперь я знаю, кого мне так недоставало в эти минуты, – сказал он. – Это именно тебя, Джек.
Друг его пытался сказать ему несколько сочувственных слов, но голос его оборвался. Во всем поведении Стенхопа было что-то странное, ему не совсем понятное, что не могло быть объяснено ни пережитым ужасом, ни скорбью об отце. Поэтому Джек молча ждал, чтобы заговорил Стенхоп.
Стенхоп не обманул тех надежд, которые подавал ребенком. Стройная его фигура и мужественно-прекрасные черты лица привлекали всеобщее внимание. Вместе с тем он умел внушить каждому доверие, так как его привлекательная внешность была только зеркалом благородной, открытой, возвышенной души. Мужчинам нравился его общительный характер, женщинам – рыцарская почтительность, детям – его приветливая улыбка и дружеское обращение. С юных лет он был общим любимцем, и только благодаря благоразумному воспитанию его покойной матери постоянные похвалы не вскружили ему голову, не сделали его тщеславным. В то время, к которому относится рассказ, Стенхопу было двадцать пять лет, и отличительной чертой его было всегда ровное расположение духа.
Нет ничего удивительного, что в этот роковой день он показался Джеку таким странным. Никогда еще он не видел своего друга омраченным, темные линии вокруг глаз и рта изменили его до неузнаваемости. И кроме того, что значило это беспокойство?
Холлистер сам так сильно волновался, что почувствовал даже некоторое облегчение, когда заговорил Стенхоп, хотя то, что он услышал, поразило его своей неожиданностью.
– Ты юрист, Джек, у тебя есть проницательность и правильный взгляд в деловых вопросах. У меня к тебе есть просьба, если ты, конечно, расположен ее исполнить. Хочешь взять на себя мое поручение? Оно требует осторожности и самообладания. Ты легко с ним справишься, между тем как я чувствую себя таким разбитым, что положительно не в состоянии буду ничего сделать.
– Я к твоим услугам, – отвечал Джек, хотя и с некоторым смущением, так как он не мог предугадать, к чему клонится речь его друга.
Стенхоп