его прервался – и юноша залился краской.
– Вот уж не дивлюсь я, что ты молишься о ясном небе, – хмыкнул я.
– Нет, господин, что ты! – запротестовал Гавейн. – Я молюсь о ясном небе, чтобы боги сошли к нам! А когда они явятся, они приведут с собой Олвен Серебряную. – И он снова вспыхнул до корней волос.
– Олвен Серебряную?
– Ты видел ее, господин, – в Линдинисе. – Его красивое лицо озарилось просто-таки неземным светом. – Ступает она легче, чем дыхание ветерка, кожа ее сияет в темноте, а там, где прошла она, распускаются цветы.
– Она и есть твоя судьба? – спросил я, втайне испытав гадкий укол ревности при мысли о том, что эту лучезарную гибкую нимфу отдадут молодому Гавейну.
– Мне суждено жениться на ней, когда труды наши завершатся, – торжественно произнес принц. – Сейчас мой долг – хранить Сокровища, но через три дня я привечу богов и поведу их против врага. Я стану освободителем Британии. – Он произнес эту вопиющую похвальбу совершенно спокойно, словно речь шла о самом что ни на есть обыденном поручении. Я промолчал – просто шагал себе вслед за ним мимо глубокого рва, что разделяет средний и внутренний валы Май-Дана. Пространство между ними загромождали небольшие, наспех сооруженные шалаши из веток и соломы. – Через два дня мы их снесем и бросим в костры, – пояснил Гавейн, проследив мой взгляд.
– В костры?
– Увидишь, господин, увидишь.
Однако, поднявшись на холм, я не сразу смог понять, что же я такое вижу. Вершина Май-Дана представляет собою вытянутую травянистую поляну, там в военное время целое племя вместе со всей скотиной укрылось бы, но теперь западный конец холма был крест-накрест исчерчен сложным узором сухих изгородей.
– Вот! – гордо объявил Гавейн, указывая на изгороди так, словно сам же их и построил.
Селян, нагруженных вязанками хвороста, направляли к одной из ближайших изгородей; там они сбрасывали свою ношу и устало брели прочь – собирать еще. И тут я разглядел, что изгороди на самом-то деле – это гигантские нагромождения сучьев и веток, готовые вспыхнуть костры. Дровяные завалы поднимались выше человеческого роста и протянулись на мили и мили, но только когда мы с Гавейном поднялись на внутренний круг укреплений, я разглядел рисунок изгородей в целом.
Изгороди заполняли всю западную половину возвышенности, а в самом их центре высилось пять костров, образующих круг в середине пустого пространства шестидесяти или семидесяти шагов в диаметре. Это пространство и окружала изгородь, закрученная в форме спирали: она описывала три полных оборота, так что вся спираль, включая центр, в ширину достигала больше ста пятидесяти шагов. Снаружи спираль обрамлял поросший травою круг, в свою очередь опоясанный кольцом из шести двойных спиралей, причем каждая раскручивалась из одного центра и вновь сворачивалась, захватывая следующую, так что в прихотливом внешнем круге располагалось двенадцать опоясанных огнем участков. Двойные спирали соприкасались друг с другом – так вокруг