таранному удару. Доспехи и кони катафрактов покрылись пылью, гортани охрипли от постоянного крика, и в бой катафракты шли молча, как дружинники Лазаря незадолго до этого.
И снова наконечники копий проламывали панцири и рвали кольчуги, мечи и сабли раскалывали шлемы и черепа, стрелы впивались в тело. Половцы и русичи привычно убивали друг друга, давно утратив понимание того, зачем они это делают. Желание у всех было одно, чтобы все поскорее кончилось, хоть как, но кончилось.
Князь Игорь не терял времени даром. Пока Кончак со своими воинами и остатками лукоморцев сражался у разбитого лагеря Кобяка, на возвышении выстраивались ощерившиеся копьями ряды северцев, курян и новгородцев. Игорь ждал, когда киевские сотни нарушат стройность построения и подставят бок или спину под удар.
Слева от Игоря готовились к бою новгородцы. Они чувствовали себя не совсем уверенно в конном бою, предпочитая пешие поединки. Сказывался опыт выяснения отношений с северными племенами в теснинах густых лесов. Но внешне новгородцы выглядели прекрасно, старательно изображая невозмутимость перед боем, и единственное, что портило впечатление, – плохие лошади. На чахлых северных кормах хорошего коня не вырастить, и новгородские лошадки, хоть и отъевшиеся за год на степном киевском изобилии, выглядели сиротски. Редкими островками благополучия были мощные боевые кони, явно отбитые у киевлян.
Внимание Игоря привлек прекрасный серый скакун, когда-то холеный, но теперь запущенный, нечищеный, со свалявшейся гривой. Новгородец, сидевший на коне, показался Игорю знакомым.
Игорь подъехал поближе.
– Здорово, купец! – поприветствовал Игорь хозяина коня. Память подсказала, чем занимался новгородец, но имя его по-прежнему не вспоминалось.
Польщенный новгородец пригладил кольчужной перчаткой бороду. Игорь моргнул, ожидая, что волосы запутаются в стальных кольцах, но все обошлось.
Новгородцы напыжились от удовольствия, что князь по-свойски беседует с одним из них. Отовсюду Игорь видел блеск крепких зубов: новгородцы что делали, так до конца, улыбаться – только во весь рот.
– Садко! Может, князь поможет горю? Пожалься, Садко! Спроси, где в Киеве гусельное ремесло!
Садко – да-да, конечно, это же с ним по весне мы налетели на киевскую сторожу – добродушно отмахивался от зубоскалов и щерился не меньше остальных.
– Есть просьба или жалоба, купец Садко? Говори, я всегда готов помочь друзьям-новгородцам!
Новгородцы одобрительно загудели, услышав княжеские слова.
– Не стоит внимания, князь, – отвечал с поклоном Садко. – Просто этой ночью я забыл в обозе свои гусли, и теперь эта нежить нашла повод для шуток.
– Садко Сытинич – гусляр известный, – заметил кто-то в строю. – Ему морской царь однажды на выбор предложил жену-красавицу или гусли-самогуды. Так Садко гусельки забрал, а царю сказал, цто таких на всем свете не найти, а вот жену какую не бери, все с изъяном окажется!
– Чужому