в свободном белом платье. Красавица стояла на коленях перед иконой божьей матери, держа молитвенно сложенные руки на уровне головы. Ее длинные, белокурые волосы, покрытые легким, прозрачным покрывалом, золотым водопадом ниспадали на хрупкие плечи. Удивительно правильные черты лица, украшала открытая, задумчивая улыбка. До завершенности холста не хватало только глаз. Вместо них на доске были не прописанные немного узковатые, обрамленные длинными ресницами лазурные пятна.
Но отсутствие глаз нисколько не преуменьшало обаяния изображенной девушки. Всемогущая человеческая фантазия за художника дополняла образ красавицы сияющими голубыми глазами, переполненными любовью и верой.
Монах тщательно выписывал мельчайшие складки на одежде девушки. Браться за глаза он не собирался, возможно, он еще не до конца представлял их себе, и поэтому боялся малейшей неточностью испортить начатую икону.
Темно-карие очи художника выражали сосредоточенность и муку. Он то и дело кусал, и без того, искусанные губы и морщил высокий лоб.
Атлетической фигуре монаха совсем не подходили черные монашеские одежды. Его натренированное тело гораздо лучше бы смотрелось на боевом коне, облаченное в боевые доспехи. Маленькая беличья кисть в крупных, жилистых руках казалась легким перышком. Таковскому богатырю надо махать палицей на поле брани, а не выписывать лики святых в темной и душной келье. Но судьба распорядилась по-своему. И еще неизвестно, смог ли бы этот переполненный здоровьем и силой человек стать искусным воином, но то, что он бы даровитым художником говорил каждый мазок на недописанной картине.
Алексей с восторгом следил за точными движениями юноши, который, казалось, не замечал его присутствия. Очевидно, это было действительно так. Катин умом понимал, что все происходящее с ним, не более чем причудливый сон. Но сердцем и душой он не хотел и не стремился принимать это.
Кто-то грубо оттолкнул Катина, дверь кельи с шумом распахнулась, и в помещение ворвались несколько рослых монахов. Один из них (скорее всего старший) высокий и седобородый мужчина резко выхватил из рук юноши доску и простуженным, хриплым голосом повелел остальным:
– Вязать дерзкого…
Алексей, войдя вовнутрь, попытался вмешаться, но седобородый, ничего не замечая, прошел сквозь него и направился к выходу. Следом за ним повели сопротивляющегося юношу. Катин быстро пришел в себя и поспешил вслед за монахами. Когда же он выбежал из кельи – в узком, слабо освещенном коридоре уже никого не было.
«Где же мне их искать?» – помыслил Алексей. И тут из темени и промозглости появилась забытая им мысль и, проскользнув меж ног, поползла вправо по коридору. Юноше ничего не оставалось делать, как следовать за своей путеводной мыслью, светящейся змейкой освещающей ему путь.
Чем ближе подходил Катин к цели, тем ясней слышались голоса. И вскоре перед ним распахнула свои двери огромная зала, в центре