скульптуры животных, и где были любимые детьми колесо обозрения, комната смеха и другие обычные советские аттракционы.
Память Краснова хранила смутный сказочный образ облюбованного гастролёрами и в одночасье сгоревшего деревянного театра.
По узким дорожкам с щербатым асфальтом, меж долговязых вязов и гибких акаций с побеленными стволами, мимо серой потрескавшейся земли без травы под деревьями, маленький Вова спешил к центральной площадке парка Аркадий, где стоял потемневший от времени терем. У терема были островерхие башни по краям, а снаружи его окружали словно висящие в воздухе ярусы с резными перилами и скрипучими лесенками. Внутри театра мальчик не был, видел его только снаружи, так и запомнил.
Сегодня на том месте железобетонная конструкция «под старину», с претензией на имитацию бывших лесенок и ярусов, но очень уж они тяжелы и громоздки на вид. Да и весь новодел груб – былой лёгкости и загадки у здания нет, вместо них основательность и прямолинейность крепости. Современные театры и классический репертуар эту сцену не полюбили (или она их не полюбила?). Пользуют её, пытаясь собирать аншлаги, толстосумы от популярной музыки…
Деревянный театр сгорел раньше, чем Краснов подрос до требуемого для посещения спектаклей сознательного состояния. А потом его мама перестала быть театралкой. Так совпало, что после пожара хорошие театры переключились на заграничные гастроли, а для «нехороших» у мамы не было ни денег, ни желания.
В то время они остались одни. Вдруг и насовсем, как объяснила мама своему девятилетнему сыну, уехал в другой город дядя Лёша, который много лет забирал Вову из садика и младших классов школы и был с ними почти каждые выходные.
С дядей Лёшей им было весело. Он водил их в кино, угощал мороженым, летом возил на машине отдыхать на речку, учил Вову играть в футбол и ловить рыбу. За городом мама бегала с Володей наперегонки, часто улыбалась, и уголки её губ не клонились горестно к земле.
У Краснова покраснели уши, когда он вспомнил, как пытался тогда по реакции чужих людей понять для себя место дяди Лёши в их семье. Маленьким он не стеснялся заговорить со взрослыми. Особенно за городом и с парой из дяди и тёти, занимающихся понятным ему делом, – той же рыбалкой, например. Он спрашивал у дяди и тёти, где они живут, и есть ли у них дети, а между вопросами и ответами рассказывал, что его папа поругался с мамой, когда Володе было три года, и ушёл жить отдельно. Говорил ещё, что они с мамой тут отдыхают вместе с дядей Лёшей. Рассказывал про большого судака, которого поймал дядя Лёша, про подаренную сетку, которой Вова ловил мальков, про то, как дядя Лёша опустил эту сетку около кустов и, выждав, вытащил в ней столько рыбок, сколько Володя не смог наловить за весь день. Рассказывая, он смотрел бесхитростными глазами на взрослых, угадывая по выражениям их лиц, хорошо для них с мамой то, что у них есть дядя Лёша, или нет.
Что