поднятой головой, которую я натягивал поводом, продолжал нестись, не сбавляя хода. Люди повыскакивали из домов и учреждений, меня узнали и решили, что это очередная хулиганская выходка. Послышались осуждающие крики о том, что так можно людей передавить, особенно детей. Ответить я не мог, все усилия были направлены на то, чтоб остановить коня, от напряжения все больше болела рука. Тогда я решился на рискованный трюк – направил коня на низкий метровый забор чьего-то огорода, перемахнул его и перед следующим высоким забором конь встал. Я спрыгнул с него и пошел в медпункт. Люди увидели причину моего поведения, и весь их гнев обратился на дядю Пашу чуть не угробившего пацана. Своего бы не отправил. А я с ними не соглашусь. Он бы и своего отправил, но работу не бросил. Такая была закалка и такое воспитание. А рука зажила, хотя след от прокола остался.
В деревне никто никого не инструктирует и не обучает, главным наставником является жизнь. И наставляет она без скидок на обстоятельства. К определенному возрасту все познается на собственной шкуре. Если тебе дают задание, то подразумевается, что ты готов к его выполнению. Хотя мало кому удается эту шкуру сохранить в целости. У меня до сих пор имеются отметины и у каждой своя история.
В тринадцать лет на каникулах меня взяли на работу и отправили в урочище Кадарча, километров за пятнадцать от деревни. В это время там никого не было, отару угоняли на летние пастбища, надо было скосить траву и убрать сено. Дали двух рослых меринов, запряг их в косилку «семифутовку» и полдня добирался до места. Ввиду отдаленности, предстояло там прожить три дня одному. Потом, когда подсохнет сено, должен подъехать кто-то из работников для скирдования. Никто не задумывался о том, что это опасно или неудобно. Сам я был горд доверием, собрал котомку и поехал без лишних разговоров.
После обеда уже определил делянку и приступил к работе. Косил «на развал» (один из способов), второй назывался «на склад». К сумеркам, а это в Забайкалье летом часов около десяти, лошади устали и проголодались, начали хватать траву на ходу, пришлось остановить работу. За это время выполнил дневную норму. Трава по пояс, площадка ровная, лошади сильные, косилка исправная – работай, да работай! Распряг коней, напоил из протекающего рядом ручья, стреножил и отпустил пастись на ночь. Вскипятил чай, поужинал и от усталости провалился в глубокий сон, которому не мешали ни комары, ни звон треног пасущихся лошадей.
Утром, по холодку и влажной от росы траве дело пошло еще быстрее. Отдохнувшие за ночь лошади работали охотно, косилка стрекотала, распугивая сусликов, которые со свистом прятались в норах. Перепелки взлетали и падали в траву неподалеку, смешно боком убегая – отвлекали от где-то рядом находящихся птенцов. Иногда те выбегали из-под колес и семенили табунком, маленькие и полосатые. Я их ловил, любовался и отпускал. Когда забивались