крайне деликатно подходите к делу, доктор, – сказал он. – Нет, я много не курю. Я вижу, что вы и теперь смотрите на мою дрожащую руку. Но что ж, так и должно быть; я не обижаюсь; доктора на все должны обращать внимание. Впрочем, обычно моя рука и теперь достаточно тверда, если только я не взволнован. Но малейшее возбуждение заставляет ее трястись, как желе. А тот факт, что я только что имел неприятную беседу…
– Я думаю, – вмешалась мисс Беллингэм, – не только доктор Барклей, но и все соседи знают теперь об этом.
Мистер Беллингэм конфузливо улыбнулся.
– Боюсь, – сказал он, – что дал волю своему темпераменту. Слишком я импульсивный старик, доктор, и когда выйду из себя, то способен все выложить, и начну говорить чересчур напрямик.
– И чересчур громко, – добавила его дочь. – Знаете ли вы, что доктор Барклей вынужден был заткнуть себе уши? – Она взглянула на меня, и какая-то искорка блеснула в ее серых грустных глазах.
– Очень жалею, моя дорогая, – сказал мистер Беллингэм, – но надеюсь, что больше этого не будет. Этого милого джентльмена, я думаю, мы видели в последний раз!
– Я тоже так думаю, – ответила она и затем прибавила: – Я не буду мешать вашей беседе. Я буду в соседней комнате на случай, если понадоблюсь.
– Этот кабриолет, – начал мистер Беллингэм, как только его дочь вышла, – был лишь последней каплей. Он довершил то, что давно уже готовилось. За последние два года я испытал бездну всяких тревог. Впрочем, я полагаю, что нет надобности надоедать вам подробностями моих личных дел.
– Все, что имеет отношение к нынешнему состоянию вашего здоровья, представляет для меня интерес, если только вы не пожелаете о чем-нибудь умолчать, – сказал я.
– Умолчать! – воскликнул он. – Неужели вы встречали какого-нибудь больного, которому не хотелось бы говорить о состоянии его здоровья? Обычно слушатели предпочитают умолчание.
– Во всяком случае, ваш настоящий слушатель не принадлежит к их числу.
– Ну, хорошо, – сказал мистер Беллингэм, – я позволю себе роскошь рассказать вам о всех моих тревогах. Около двух лет тому назад я лег в постель джентльменом с независимым положением и прекрасными видами на будущее, а утром проснулся буквально нищим. Не особенно приятная перемена – согласитесь – в моем возрасте?
– Неприятная во всяком возрасте, – вставил я.
– И это еще не все, – продолжал он. – Потому, что в тот же самый момент я потерял своего единственного, дорогого брата, с которым я был в лучших отношениях. Он пропал, исчез с лица земли; да вы, вероятно, слышали об этом случае? Проклятые газеты одно время полны были им.
Он внезапно покраснел, заметив, без сомнения, что и я изменился в лице. Теперь я, конечно, вспомнил все… Еще тогда, когда я входил в этот дом, какая-то струна слабо зазвучала в моей памяти, а последние слова моего пациента полностью воскресили воспоминание о загадочном деле.
– Да, – сказал я, – припоминаю этот случай; о нем говорил наш лектор судебной медицины.
– В самом деле? – сказал мистер Беллингэм. – Что же он говорил?
– Он