и стены, и потолок. Сквозь невидимые мне стекла сияли два двойных солнца, и на какой-то кошмарный миг я вообразила, что угодила на планету, а не на корабль. Еще ни разу в жизни я не бывала в комнате, где не имелось потолка. Ни один из моих навыков выживания не подходил для таких открытых, бесконечных мест. Церемониальное платье вдруг показалось еще более тесным, чем прежде, почти удушающим.
Наемники начали с удивлением оглядываться, поэтому я сделала над собой усилие и медленно двинулась вперед, стараясь не думать о разверстой пропасти иллюзорного неба над головой. Массивные двери распахнулись, и я вошла в зал императорских приемов.
Почувствовав себя в замкнутом пространстве, я сразу успокоилась. И тут же обнаружила, что на меня смотрит множество глаз. Люди расступались, давая нам проход к дальней части зала, где находилось панорамное окно, выходившее на четыре звезды. Мне хватило единственного взгляда, чтобы понять, кто именно из находившихся там – император Рандевальд фон Домитриан. Хотя бы потому, что те, кто не наблюдал за мной, смотрели только на него, в том числе и его мать, Циния Домитриан, сидевшая по правую руку от сына.
«Прежде всего, правильная походка».
Мой эскорт посторонился, между мною и императором не было больше никого. «Три шажка, и преклонить колени». Как учила Сутера, всякий раз, преклоняя колени, я прижимала руки к сердцу и поднимала глаза на крупного блондина с ниспадавшими на плечи, словно мантия, длинными волосами.
Путь к императорским стопам казался бесконечным. Вокруг меня колыхались волны шепотов и шелестов: гранды и грандессы внимательно наблюдали за разворачивающейся перед ними сценой. Но о них – позже, сейчас самое главное – это один-единственный человек, в чьих руках моя жизнь.
«Дошла».
Я замерла на коленях перед императором. Его черные глаза смотрели на меня сверху вниз. Лицо, застывшее в янтаре фальшь-молодости, показалось бы лицом двадцатилетнего юноши, если бы не ледяной, циничный взгляд. Император горой возвышался надо мною. Кожа его протянутых мне рук была мягкой и нежной. Я прижала его пальцы к своим щекам.
Однако в последний момент он вырвал свои ладони из моих и схватил меня за волосы. Лишь каким-то неимоверным усилием мне удалось сдержать инстинктивное желание напасть. Я напомнила себе, что речь идет о жизни Сидонии. И я осталась покорной, словно тряпичная кукла. Он оттянул мою голову назад и впился взглядом мне в лицо.
– Итак, – заговорил император, возвысив голос, чтобы все слышали, – нас посетила Сидония Эмпиреан. Как поживает ваш батюшка?
Вопрос прозвучал беспечно и доброжелательно. Только его железная рука, вцепившаяся мне в волосы так, что затекала шея, говорила: не стоит ждать ничего хорошего.
– Благодарю вас, ваше величество, он здоров, – я очень надеялась, что в моих глазах не отражается холод, разливавшийся у меня в сердце. – Он чрезвычайно польщен честью, которую вы мне оказали, пригласив ко двору.
Губы императора искривились, нестареющее лицо сморщилось в горькой усмешке.
– Это