вином, воистину
подобен
Слезам, в которых кровь лозы багровый луч
зажгла.
За все готов платить сполна, под языком
нектар катая.
Я за один глоток вина отдам сокровища Китая.
И сто религий – за хрусталь хмельного кубка
в час рассветный.
Все так. Но есть еще печаль, что нас уносит,
не считая.
Всевышний, говорят, и сам не рад,
Что раздавал изъяны всем подряд.
Теперь Он разбивает нас о камни.
Ущербны мы. Но кто же виноват?
Сегодня ты богат, а завтра нищ.
Твой прах развеют ветры пепелищ,
Смешают с глиной, и она однажды
Пойдет на стены будущих жилищ.
О кумир драгоценный, продолжим игру.
Кровь пурпурной лозы я в кувшин соберу.
Выпьем вместе, покуда мы глиной не стали,
А из глины – кувшином на бойком пиру.
Поскольку жизнь твоя висит на волоске,
Остерегайся дни растрачивать в тоске.
Иначе ты найдешь не переливы перлов,
А серую пыльцу в разжатом кулаке.
Даже если мой стан – кипарис, а щека
Ярче розы, нежнее ее лепестка, —
Не пойму, для чего, о Предвечный Художник,
Ты включил нас в узор Своего цветника?
Что мне миру сказать, если, умники, вы
Не узрели рисунка Господней канвы?
Потянули за кончик сверкающей нити —
И узор в тот же миг распустился, увы!
Гонимый роком по холмам кручин —
Не различает истинных причин
Тех бед, что небосвод ему пророчит
Затем, чтоб он их завтра получил.
Слабеют корни. Осыпается листва.
Гранаты щек моих покрыла синева.
Я – старый дом: прогнили крыша и опоры.
Свет не погас еще, но теплится едва.
Бог – кукловод, а куклы – ты и я.
Что боль Ему твоя или моя?
Даст поиграть над пестрою завесой
И сложит нас в сундук небытия.
Почто в преданиях сплелись и с незапамятных
времен
Волнуют смертных кипарис и нежной лилии
бутон?
Ведь лилия всегда молчит, десятком языков
владея.
А стоязыкий кипарис ввысь неподвижно
устремлен.
В стрекозьем пенье луга, где синь и тишина,
Он возлежит с подругой, что нежности полна.
И пьет рубин из чаши под куполом лазурным,
Пока не опьянеет от сладкого вина.
Под небесами счастья нет, и мир устроен так:
Один рождается на свет, другой летит
во мрак.
Когда бы ведал человек о всех земных печалях,
Не торопился б он сюда, коль сам себе не враг.
К чаше, полной соблазна в луче золотом,
Сотни раз припадал я взыскующим ртом.
А Творец создает драгоценную чашу
И