бы увидеть, как ливень распорядился огнем, да решил перед тем сменить мокрую одежду и выпить крепкой медовухи. «Оно хоть и благодатный дождь, да чреватым может быть», – предположил он и подъехал к Красному крыльцу.
Дьяк Федор Курицын видел в оконце, как появился близ палат государь, но не поспешил навстречу: побоялся прогневить его. А было чем. Наказывал же государь присмотреть за домочадцами, да не исполнил сей наказ Федор. Перешагнула его властная Софья Фоминишна, когда он сказал, что надо бы дождаться великого князя, прежде чем оставить Кремль, теперь укатила неведомо куда. Федор, однако, был не так прост и послал с дворней великой княгине своего верного человека. Поди, к утру будет известно, куда скрылась государыня, дабы избавиться от пожара.
Однако умный дьяк сомневался, что только страх перед стихией вынудил Софью Фоминишну покинуть Кремль без ведома великого князя. Хотелось ей досадить государю, и она не взяла с собой во спасение внука Ивана Васильевича, Дмитрия, и его мать, Елену Волошанку. «Дескать, пребывайте во страхе, гордая невестка и постылый внук, а мне и дела нет», – рассуждал Федор Курицын в ожидании государя.
У Софьи Фоминишны были основания копить к княжичу Дмитрию в сердце нелюбие. В последние три года Иван Васильевич воспылал к внуку такой любовью, что забыл о всех своих сыновьях и, как считала Софья Фоминишна, в любой день и час готов был венчать его на великое княжение. Сие и породило в государыне ненависть к Дмитрию. Сама великая княгиня жаждала видеть на российском престоле своего кровного сына Василия, годами старше Дмитрия и имеющего права на великое княжение более бесспорные. Многажды Софья Фоминишна пыталась посеять между внуком и дедом вражду, но ей это не удавалось: Дмитрий чтил деда больше, чем отца.
Тем часом Иван Васильевич переоделся, выпил медовухи и собрался идти на колокольню, но вспомнил про дьяка Федора и велел окольничему Якову Кошкину позвать Курицына. Не прошло и минуты, как Федор появился в трапезной, словно в это время стоял за дверью.
– Федяша, поднимемся на колокольню, посмотрим окрест. Поди, стольный град уже под крылом Всевышнего. То-то милосердный постарался для нас, – сказал государь.
– Я готов, батюшка Иван Васильевич, – ответил Федор и опустил голову. – Токмо прежде выслушай недостойного раба своего, не исполнившего твой наказ.
– Что у тебя?
– Не усмотрел я твоих чад и домочадцев. Софья Фоминишна, угнетенная страхом, покинула Москву. Я просил государыню дождаться тебя, так она переступила через мой совет.
Иван Васильевич не закричал на дьяка. Государственный муж, ума державного, был силен в посольских делах, а не в склоках с женами. У самого же государя появилась горечь на душе оттого, что Софья Фоминишна постоянно шла ему встречь[5]. Она тоже была умна, но царствовал в ней изощренный императорский византийский дух и нрав во всем ловчить и супротивничать. Давно великая княгиня вольничала без меры и дьяка Федора Курицына не сочла за помеху. Было же: «Когда Иван III хотел одарить свою сноху,