крикнула императрица, силясь подняться с кресла и в изнеможении вновь опускаясь в него. Позови ее ко мне сейчас! Чтобы сегодня же ее духу не было у меня во дворце!
– Успокойтесь! Во-первых, ее нет, потому что я услал ее за вашей племянницей, во-вторых же, я достаточно твердо сказал ей все, что надо, а моих слов в вашем дворце слушаются и боятся!.. Все знают, что я шутить не люблю! Я поставил вам это на вид, чтобы доказать вам, кем вы окружены. А затем на Юшкову можно положиться, как на каменную гору. Она знает, что я на ветер своих слов не бросаю!
– Но что же она не идет?
– Кто? Юшкова или принцесса Анна?
– Ах, боже мой! И та и другая.
– Принцесса по обыкновению поломается, прежде чем исполнить вашу волю и ваш приказ, а Юшкова и там подслушивает, как подслушивала здесь, с тою только разницей, что на это подслушивание я сам уполномочил ее. Но вот и ваша принцесса-недотрога идет. Прикажете оставить вас? – насмешливо поклонился герцог.
– Ах, нет… зачем же? Какие от тебя могут быть тайны? Но где же Анна?
– Шествует не торопясь, как всегда… У нее на все свои церемонии; без этикета она ни на шаг!
Не успел Бирон окончить эти слова, как в дверях показалась принцесса Анна Леопольдовна, действительно, как бы в подтверждение слов Бирона, выступавшая своей спокойной, неторопливой походкой. Она подошла к тетке, нагнулась, чтобы поцеловать ее руку, а затем отошла в сторону, как будто даже не заметив присутствия герцога.
Последнего от этого невнимания бросило в краску.
– Вы звали меня, тетушка? – почтительно склоняя голову, спросила она императрицу.
– Да, я хотела поговорить с тобой о твоем костюме к готовящемуся балу.
– Мой костюм уже заказан. Я буду во главе розовой кадрили… У нас будут розовые костюмы с серебряными бантами.
– А твоим кавалером будет принц Ульрих?
– Да, он! – нехотя ответила принцесса.
– Всех кадрилей будет четыре?
– Да, четыре!.. Но остальных костюмов я не знаю, знаю только, что цесаревна Елизавета будет в голубом.
– И кавалером ее высочества будет мой сын, герцог Петр! – не без гордости заметил Бирон.
Принцесса не возразила ни слова. Она как будто даже не слыхала его слов.
– Цесаревна умеет быть очень мила и предупредительна! – как бы в чем-то оправдываясь, заметила императрица.
– Да, в ней нет напыщенной гордости, которая отличает многих при русском дворе! – подчеркнул Бирон.
– И которая особенно смешна и непростительна в тех случаях, когда ее проявляют люди, ни по рождению, ни по своему образованию не принадлежащие к родовитому русскому дворянству! – громко и отчетливо произнесла принцесса, бросая исподлобья взгляд в сторону взбешенного герцога.
Императрица слегка поморщилась. Помимо того, что она никогда не давала в обиду своего любимца, которого, впрочем, и обижать никогда никто не решался, за исключением неугомонной принцессы Анны, императрица не терпела никаких пререканий в своем присутствии и, чтобы положить предел всем резким