с нею, с Дуняшей, часок-другой вместе… Наконец он заметил, что Дуня не слушает его.
– Дуняша! Ты грустишь? О чем? Поведай… Подели тоску свою со мной, родная ты моя! – промолвил он и хотел взять ее за руку.
Девушка нетерпеливо вырвала руку.
– Оставь! Что за глупости! – резко проговорила она.
Андрей в недоумении посмотрел на нее.
– Серчаешь на меня за что-нибудь, Дуняша? – сказал он.
– Не серчаю, а так… Не дети малые, чай, теперь мы, нечего нам глупствовать-то… Будет! – ответила девушка и отвернулась от него.
Андрей печально поник головою.
Он не остался в вотчине до утра, как предполагал об этом раньше, а поспешно уехал в Москву в тот же день.
XI. Свершилось
Светает. Тьма еще борется с бледным светом февральского утра, но на покрытые снегом верхи боярских хором уже ложится розовый отблеск.
Москва не спит. Слышится движение, глухой ветер. Это не пробужденье, вызванное рассветом, – и глубокою ночью шум народный не умолкал. Да и возможно ли спать накануне такого дня: наступающий день должен был решить, утвердится ли Борис Федорович на престоле, получит ли отца осиротелая Русь или нет. Кто надеялся, кто сомневался, но все жарко молились, чтобы смягчил Господь Борисово сердце. Ведь это уже в третий раз пойдут молить Годунова. Уже два раза отказывался. Царица Ирина удалилась от мира в Новодевичий монастырь и была уже пострижена, получив в монашестве имя Александры. От царства она решительно отказалась. Вместе с нею скрылся в келью и Борис Федорович. Ему предложили быть царем, и он наотрез отказался, говорил, что боится такой страшной власти, какою обладает царь, боится той тяготы, которую приносит она, хочет мира и спокойствия – мирская жизнь опостылела ему не меньше, чем его державной сестре. Созвали выборных со всей Руси. Молились, совещались и наконец объявили Борису, что вся земля Русская избирает его в цари. Он вторично отказался. Теперь предстоял третий и решительный раз.
В тесной монастырской келье, освещенной светом лампады, в волнении шагал Годунов.
Сегодня он будет царем… Великим царем «всея Руси». Довольно томиться, довольно ждать! Ах, если б знали они, эти седобородые старцы-святители, эти хитрые, завистливые бояре и простодушные представители серого люда, чего стоило ему отказаться от царства, когда все помыслы его стремились к блестящему столу государеву! Ах, если б знали они! Но они не знают, они принимают его отказ за истинный, непритворный… И смущаются духом… Как не смущаться? Молва, что хан Крымский идет к Москве, все громче и громче становится, на Руси неспокойно: многие воеводы не слушаются указов царицы Ирины-Александры. А царя нет! Кто спасет царство от погибели? Не бояре ли? Упаси бог!
Избирать царя беспременно надо!
Кого больше, как не Бориса?
А он отказывается…
Дошел до этого в своих размышлениях Борис и усмехнулся.
«Бедные! – думает он. – Невдомек вам то, что хочу быть избран я в цари не Москвою одною, не сотнею-другою людей, а всею святою Русью. Пришли бы все: духовенство, бояре,