таких у ней не бывало! Прежде она тоже любила мечтать, и бессонные ночи ей знакомы. То были светлые мечты полуребенка, порожденные пытливым, жаждущим познанья умом. Теперь не то. Теперь мечты ее связаны с обликом молодого боярина, даже, вернее, не только связаны, но и порождены им.
Пылкое воображение девушки живо рисует его. Мерещатся задумчивые очи боярина, кажется, смотрят на нее из полумрака тускло освещенной лампадой опочивальни, манят к себе… И она готова ответить на этот призыв, не хочет противиться их таинственной притягательной силе…
– Аленушка! – доносится до нее сдержанный шепот Дуни, постель которой находится в той же спальне, где и Аленушкина.
– Ась?
– Не спится тебе, кажись?
– Да. А тебе?
– Мне тоже.
Немного помолчали.
– Знаешь что, Аленушка… – снова зашептала Дуняша.
– Что?
– Ведь сегодня в последний раз гадать можно… После целый год ждать…
– Да… Крещенский вечер. Верней, ночь…
– Погадать бы…
Аленушка быстро приподнялась с постели.
– А что, правда?..
Приподнялась и Дуняша.
– Давай погадаем… А? – почти просительно проговорила она.
В иное время тон и видимое волнение Дуни удивили бы ее родственную подругу, но теперь она сама была взволнована не меньше ее, поэтому ничего не заметила и отрывисто спросила:
– Как?
– Хоть над кольцом погадаем…
– Воды надо раздобыть…
– Это живой рукой!
Словно сговорясь, боярышни разом встали с постелей.
– Услышат, пожалуй… – тихо промолвила Аленушка.
– Кому услыхать? Марфа Сидоровна спит крепко-прекрепко… Слышь, храпит за стенкой? Панкратьевна, которая спит недалече, уж по одному тому не услышит, что туга на ухо. Про других холопок и говорить нечего. Кто ж услышит? Обожди малость – я проберусь, принесу две чаши с водой… Кольцо-то у нас есть…
Неслышно ступая, Дуня вышла из опочивальни. В ожидании ее возвращения Аленушка отыскала восковую свечу, затеплила ее от лампады, шепча:
– Прости, Господи, грех мой великий!
Затем она поставила свечу на стол.
Скоро вернулась Дуняша.
– Вот, раздобыла, – сказала она, ставя на стол две чаши, доверху полные водой. – Теперь только кольца опустить…
Дуня была бледнее обыкновенного, Елена волновалась до того, что ее руки дрожали.
– А вдруг увижу я лицо его!.. – промолвила она.
– Кого «его»? – быстро спросила ее родственная подруга.
Аленушка слегка покраснела.
– Того… Темнокудрого… – пробормотала она.
– А!.. – равнодушно протянула Дуня, потом добавила: – Ну, давай смотреть.
Девушки склонились над чашами. Глубокая тишина настала в комнате. Только слабо доносившееся из-за стены храпенье Марфы Сидоровны да завывание ветра нарушали молчание ночи.
– Мне страшно, Дуня… – прошептала Аленушка, слегка приподнимая от чаши голову.
– Пустое!.. Что может стать с крещеным человеком? – ответила