сказал Ганнеке. – Сельдяные суда уже нагружены. Не хотите ли, чтобы я свел вас в нашу витту?
Иноземец охотно согласился на это предложение и направился вслед за старым рыбаком.
Ганзейские купцы бывали замечательно невзыскательны в своих житейских потребностях. В этом можно было убедиться и по убранству той маленькой комнатки, в которой жил Госвин Стеен на любекской витте. Жесткая койка, стул да рабочий стол составляли всю мебель в комнатке. Хозяин был занят вычислением прибылей, которые должен был ему принести улов сельдей за нынешний год, когда его занятия были прерваны приходом Ганнеке и другого, не известного ему лица, в котором Госвин тотчас признал странного незнакомца. Несмотря на то что лицо незнакомца теперь не носило на себе ни малейшего признака враждебности, Госвин все же почувствовал в душе своей при входе его нечто вроде внутреннего трепета или замирания сердца.
– Что вам угодно? – спросил его Стеен очень неприветливо.
– Извините, господин Стеен, – вступился Ганнеке, – этот господин желает с вами переговорить, так вот я его сюда и привел, потому, как вы знаете, никакой иноземец не имеет права входа в наши витты.
– Чего же вам от меня нужно? – переспросил Стеен тем же сухим тоном у незнакомца.
– Мне нужно бы с вами сладить небольшое дельце, – очень вкрадчиво заговорил незнакомец.
Госвин Стеен пристально посмотрел на него и после некоторого молчания сказал:
– Должно быть, я уже встречал вас где-нибудь прежде?
– Легко может быть. Быть может, вы находились в числе членов того общего собрания любекской думы, в которое я вносил свою просьбу об изменении произнесенного против меня тяжкого приговора.
– А! Теперь признаю вас! – воскликнул Стеен. – Вы тот самый датчанин, которого мы исключили из Ганзейского союза.
– Родом я действительно датчанин, – отвечал Кнут Торсен, – однако же я в Визби приобрел права немецкого гражданства. Иначе я бы не мог попасть в состав Ганзейского союза.
– Не затем ли вы пришли сюда, чтобы вновь повторить вашу просьбу? – спросил Стеен, на которого по-прежнему присутствие датчанина действовало чрезвычайно неприятно. – В таком случае знайте заранее, что я тут ничего не могу сделать.
– Само собой разумеется. Так всегда и отвечают в подобных случаях.
Стеен быстро глянул на говорившего и добавил:
– Да если бы я даже и мог что-нибудь сделать, то и тогда бы не сделал, потому что ваш проступок принадлежит к числу наиболее важных. Нарушение доверия между нами, ганзейцами, наказуется очень строго…
– Ну, положим, что не для всех бывают наказания равны! – заметил Торсен, злобно и лукаво искривив губы в подобие улыбки.
– Что вы этим хотите сказать? – резко спросил Стеен.
– А то и хочу сказать, что иному и нарушение доверия легко сходит с рук, потому что его судьям глаза червонцами прикрывают.
Оба собеседника взглянули друг на друга взглядом смертельной ненависти: оба отлично понимали тайный смысл