он, недовольный тем, что его прерывают. Треслер смолчал, и Аризона, успокоившись, продолжал свой рассказ:
– Молитвенный дом был почти пуст, когда я пришел. Был там только один парень, который играл на гармониуме. Я готов был плакать, глядя на него. Лицо у него было такое благородное, его длинные волосы были смазаны жиром, и глаза его были устремлены к потолку. Он играл, ни на что не обращая внимания, и его никто не мог остановить. Собрались другие люди, и пришел дьякон, который и велел ему перестать. Я был рад, что пошел на это собрание. Я чувствовал себя прекрасно и думал, что больше никогда не притронусь к оружию, никогда не буду богохульствовать, хотя бы мне заплатили десять долларов за каждое ругательство. Я сидел и смотрел на всех этих людей, собравшихся на религиозный митинг, и думал, что я всех их могу любить, как братьев…
Аризона с минуту помолчал, и взгляд его как будто смягчился. Потом он глубоко вздохнул и снова заговорил:
– Но так не могло долго продолжаться! Нет, религия не для таких, как я. Нельзя быть чертом и путаться с ангелами. Они выгонят тебя, и это вполне естественно. Знаешь, я ведь жевал табак, а сплевывать было некуда. От этого все и вышло. Сидел против меня на скамье какой-то паренек со своей девицей, и, должно быть, табачный сок попал прямо на ее шелковую юбку. Я видел, что она посмотрела на пол, подобрала свои юбки и вытерла руки платком. Затем она огляделась кругом и взглянула на меня. Я же был полон дружеских чувств и потому улыбнулся ей, не зная, что она возмущена моим поведением. Она шепнула что-то своему соседу, после чего тот повернулся ко мне и, выпучив на меня свирепые глаза, заявил: «Этот дом не для тех, кто жует табак, мистер! Откуда вы притащились сюда?» Но если он забыл, что мы находились в молитвенном доме, то я хотел ему доказать, что я-то не забываю этого, и потому я вежливо ответил ему с улыбкой: «Сэр, я признаю, что мы пьем не из одного и того же корыта». Я видел, однако, что это ему не понравилось. Затем кто-то поднялся сзади и крикнул: «Тише!» Я думал, что дело обойдется, но этот упрямый, тупоголовый мул оказался очень сварливым и пожаловался другому на то, что я жую табак, и тот сказал мне: «Вы не можете жевать табак здесь. Вы пачкаете даме платье». Я все-таки человек и готов был вспылить, но, не желая вызывать ссоры, выплюнул свою жвачку. И вдруг я увидел перед собою дуло револьвера, и этот парень обрушился на меня с ругательствами. Все повскакали со своих мест. Проповедь прервали и позабыли о всякой молитве. Но я не стал больше ждать. Я понял, что случилось: мой второй плевок как раз угодил в локоть даме, когда она оправляла свои юбки. Потом я увидел его высокую, как печная труба, шляпу под лавкой. В один момент я схватил ее и, прежде чем он успел спустить курок, всадил ее ему на голову так глубоко, что закрыл ему глаза и он не мог видеть. Я крикнул ему: «Выходите наружу, и мы решим это дело, как честные граждане». С этими словами я выбежал из молитвенного дома. Он тоже вышел. Мы разрешили это дело. Он умел владеть оружием, и я целый месяц хромал после этого. Но в городе это вызвало большой переполох.
– Ты