в паранойю. Я никак не могу приблизиться к цели, у меня не получается, не хватает на это сил. Я презираю себя за это и ненавижу за это свою цель. – Она такой же фантом для меня, как я сам для старой женщины, встретившейся мне в парке.
Не было никакого тайного смысла в нашей встрече – обычный, случайный эпизод, стечение обстоятельств, как не было ничего необычного со мной раньше.
*
В тот момент мне всё представлялось именно так.
Я устал и больше не мог думать иначе.
Тренировка на станке – была.
Падение со станка и удар о стену – были тоже, но это и всё.
Если я что-то и увидел кроме этого, то это иллюзия, мираж.
Никакого хрустального света я видеть не мог, он плод моего больного воображения, а всё, что я делал для его достижения, очень похоже на помешательство.
*
Пора с этим заканчивать, решил я.
Моё сознание развернулось на 180 градусов, и я стал успокаиваться. Это было очень хорошо – без этого поворота я и в самом деле мог сойти с ума.
Я промыл свою рану на руке, выключил воду, насухо вытерся, надел чистую одежду, прошёл в раздевалку.
В аптечке нашёл перекись водорода, обработал костяшки пальцев на правой руке и заклеил их пластырем. Сложил свою спортивную одежду в довольно объёмистую сумку – её я решил забрать с собой.
Я всё делал очень медленно и максимально тщательно.
В тот вечер я понял, что больше не хочу приходить сюда, и потому, перед тем как уйти, не должен был ничего забыть.
Эта спортшкола стала мне ненавистна, и я остро почувствовал, что тренировки в парке мне больше не нужны. Более того, я внезапно понял, что прекратить эти тренировки – необходимо, иначе может случиться нечто необратимое.
Я выключил свет, закрыл двери на ключ и, уходя, сдал его на пост охраны.
– Что в сумке? – спросил меня охранник, принимая ключ.
– Форма, взял в стирку, – ответил я.
– Ясно, можете проходить, – ответил он, отключив стопор на вертушке выхода.
«Что тебе ясно? – мысленно обратился к охраннику я. – Что тебе может быть ясно обо мне, если я сам никак не могу в этом разобраться?»
3
Прошло две недели.
Школа – дом – опять школа; я жил – словно и не жил, находился в каком-то заторможённом состоянии, ничего не видя вокруг. Спрашивали – отвечал, просили сделать – делал. Мне было всё равно. Всё, что интересовало меня раньше, перестало иметь для меня значение.
Мне было очень плохо.
Я ошибся, вложив свою душу в предприятие, которое стало банкротом, и теперь получалось, что я её потерял и ничего не мог чувствовать.
На пятнадцатый день, вернувшись из школы домой, я услышал телефонный звонок. Взял трубку и безжизненным голосом сказал в неё:
– Слушаю.
– Здравствуй, Володя, – ответил Иван Трофимович.
– Здравствуйте, –