было потом. Уже совсем потом, тебе было лет семнадцать, ты получил диплом чего-то там за что-то там, а потом был сияющий зал, свечи, шампанское, все тебя поздравляли, полный дом гостей – вот тогда-то ты и заметил меня. Не знаю, что ты увидел, может, тень на стене, или взмах моего платья, или изгиб руки.
– Кто ты?
Это уже потом, когда ты встал из-за стола, поспешил к выходу, извиняясь перед гостями, пошел прочь от залитых светом комнат в темноту заброшенных залов, и —
– Кто ты?
Я тебе не ответила, я не могла ответить.
– Не бойся… пожалуйста… не бойся!
Я не боялась тебя, мне нечего было бояться.
– Отец… расскажите мне о той… в комнатах…
– О какой, о той?
– Она живет в темных комнатах.
Валентайн, тебе уже двадцать лет, ты веришь в какие-то сказки…
– Но я видел…
– …тебе показалось.
Я могла войти к тебе в комнату в любой момент. Например, ночью, когда все спят – войти, чтобы ты увидел меня. Я не делала этого. Знаешь, почему?
Я знала, что меня ждет.
И еще.
Ты был не готов к этому. Я не знала, будешь ли ты вообще готов когда-нибудь, или ты так и проживешь свою жизнь, получишь ученую степень по чему-то там, женишься, вырастишь детей, и никогда не узнаешь, что я…
Так уже было. В предыдущий раз. И в предпредыдущий. И в предпредпредыдущий. Много их было в старинном замке, – которые смотрели в темноту заброшенных комнат и спрашивали:
– А что там?
И им отвечали:
– Там ничего нет.
Они не верили – до какого-то возраста, как правило, лет до семнадцати, а потом кивали:
Ничего нет.
И я оставалась жить.
Ты пришел ко мне неделю назад – помнишь? Сразу после смерти отца, сразу после похорон, как только огласили завещание, что старинный замок переходит в твою власть – как будто ты ждал этого. Ты не стал подниматься в большие залы и не стал оглядывать библиотеки и сокровищницы – ты сразу же направился в темные комнаты, куда никогда не проникал луч солнца.
– Кто вы?
Вот так ты спросил меня:
– Кто вы?
А потом:
– Не бойтесь… пожалуйста… не бойтесь…
Я показала тебе пульт. Помнишь? Еще ждала, что ты спросишь меня, что это такое.
Ты не спросил. Ты понял сразу же. И когда я показала тебе записи, ты не стал спрашивать, что это за шкатулки. Ты задраил люки в тот же день, ты вошел в самую высокую башню и сел в кресло, которое пустовало уже несколько веков.
Я думала, что напишут наутро местные газеты в маленьком городке. Может, они скажут правду, приведут рассказы жителей, которые видели, как огромный замок с ревом и грохотом поднялся в небо. А может, придумают что-нибудь, что старый дом сгорел, или что его вообще никогда не было, а Валентайн, выдающий себя за наследника богатого рода, был самозванцем…
Я уже не узнаю, что напишут газеты.
Никогда.
– Что… что с тобой?
А это уже потом.
– Что