терзания, —
Извращённая, – млея, хвалила.
И приснились мне лики Спасителя
На иконах и древних, и тёмных, —
И она в монастырской обители
На молитвах томительно-скромных.
И казалась она мне способною
Быть весёлой Христовой невестою…
Пусть глаза расширяются злобные,
Но я видел в них искры чудесные!..
И мгновенья весенне-рассветные
Подарили её воскресение,
И молитвы по-детски заветные
В ней сгубили всю сласть извращения…
Но Спасенье мне только мерещилось
От желанья духовного взрыва…
А в рассветном окне заневестилась
Серебристо-весенняя слива…
(21 марта 1990 года, Армавир)
Ночные запахи всё резче на погосте,
И тучи, будто гнёт, и тёплый воздух сыр…
О, Господи, ответь, ведь Богу это просто:
Зачем я познавал твой извращённый мир?
О, Господи, прости, но смерть едва ль не слаще
И зренья, и ума, дарованных тобой,
И тьма небытия всё ласковей, маняще,
И стать мне хочется безмерной этой тьмой.
И наклонился я над пахнущей рекою,
И небеса, как гнёт на плечи и погост…
О, Господи, ответь: душа ль моя со мною,
Иль мечется она над тучами средь звёзд?..
О, Господи, прости, но я теперь считаю:
Невежество и бред – твой самый ценный дар…
Хоть знать я не хочу, но ведаю, стеная, —
Познанье для меня, как муки и угар…
И это всё теперь мне столь невыносимо,
Что я, Господь, молю: верни мне прежний бред!..
Авось тогда начну я думать о любимой
И верить, как дитя, что с ней мне горя нет…
(28 марта 1990 года, Москва, Коломенское)
***
Мы в тёмном зале восхитились вьюгой,
И мы разнежены прощением взаимным…
Мы были искуплением друг другу,
И вдруг прощённый грех приснился сладким, дивным…
И снова я хотел всю сладость прегрешенья… —
Раскаянья приятно бередили,
И подстрекательским казалось мне прощенье…
Ужели Бог простил, чтоб мы опять грешили?..
(19 апреля 1990 года, Москва, Донской монастырь)
Она отдалась, чтоб забыться,
И вспомнила счастье во сне,
И мысленно стала молиться
Распятому Богу и мне.
Святой мне молитвы не надо,
Я грешной хотел ворожбы,
Хотелось дворцового сада… —
Не этой скрипучей избы.
И всё непонятно до боли
И холода в теле моём…
За окнами – снежное поле
И утренний храм с вороньём.
И вот распростёртого тела
Коснулся негреющий луч,
Икона в углу посветлела,
И звон колокольный тягуч.
И дом наполняется синью,
И я пробужденья страшусь…
Вот так я не понял Россию
И с ней на погибель