сделав визирование по направлению своего пути и заметив показание часов, я проводил в карманной книжке линию приблизительно в том же направлении, записывал в конце этой линии число показанных градусов и ставил здесь цифру, обозначавшую номер засечки по порядку. Затем я следовал вместе с караваном, рисуя по бокам местность на глаз и засекая буссолью лишь наиболее важные предметы. Наконец, направление первоначального пути изменялось. Тогда я высчитывал по часам число пройденных верст[105], отмечал их в книжке против номера засечки и опять визировал по новому направлению. Последнее иногда трудно было правильно определить, в особенности когда мы ходили без проводника. В таком случае я брал буссолью несколько направлений, записывал их градусы и отмечал впоследствии под номером засечки то из них, по которому мы действительно шли.
Часто случалось, что я не мог сделать засечку в данном месте, так как на нас смотрели в это время китайцы или монголы; тогда я откладывал эту засечку до более удобного случая и делал ее назад, уже по пройденному пути. Иногда же в течение целого дня по местностям населенным нас сопровождал то тот, то другой из жителей; в таком случае я уезжал вперед или оставался позади и делал свои засечки. С проводником, когда он бывал у нас, приходилось еще хуже[106]. Нужно было, как говорится, «втереть ему очки в глаза», и мы действительно всегда удачно исполняли такую задачу. Для этой цели, с первого же знакомства с нашим будущим спутником, я показывал ему бинокль, говоря, что дорогой постоянно смотрю в эту машинку для того, чтобы знать, нет ли поблизости зверей или птиц, за которыми можно было бы поохотиться. В простоте душевной монгол не различал бинокль от буссоли, и так как мы действительно часто стреляли дорогой антилоп и птиц, то наш проводник искренно верил, что мое смотрение в хитрую машинку ведет к разглядыванию зверей. Несколько раз мне удалось подобным же образом обмануть китайских и монгольских чиновников, когда те лезли с расспросами, для чего я ношу буссоль; вместо нее тотчас же подсовывался бинокль, который также находился при мне во время пути.
Случалось, что иногда было крайне необходимо сделать засечку, а между тем возле нас находилось несколько монголов, приехавших поглазеть на невиданных людей. В таком случае мой товарищ старался занять их чем-нибудь интересным, а между тем я, оставшись как будто по нужде, делал свое дело. Словом, приходилось пускаться на тысячи хитростей и прибегать ко всевозможным притворствам, чтобы выполнить свою задачу среди того недружелюбия, которым везде встречало нас местное, в особенности китайское, население.
По приходе на место, после развьючения верблюдов, установки палатки, сбора аргала и других необходимых работ, которые мы исполняли вместе с своими казаками, я тотчас же переносил всю съемку того дня на разграфленный лист бумаги. При этом никогда не упускалась и осторожность. Обыкновенно я сам затворялся в палатке, а для караула ставил у входа в нее или своего товарища, или одного из