и той же руке…
– Они оба – великие патриоты! – убежденно и торжественно ответил юноша. – Когда придет время умереть за отечество, они умрут, не дрогнув, счастливые и радостные… Так умрет каждый из нас, – докончил он, но в голосе его теперь слышался оттенок тихой грусти.
Контову хотелось говорить без конца с этим симпатичным ему юношей, но Тадзимано вдруг заторопился, распрощался со своим новым знакомым и легкою походкою спустился в подпалубную каюту.
К Контову сейчас же подошел Иванов.
– Соскучился, друже? – спросил его Андрей Николаевич.
– Нет, какое соскучился! – отвечал тот, зачем-то надувая щеки. – Здесь не соскучишься! Есть с кем по душам поговорить…
– С кем это? – удивился Андрей Николаевич.
– А матросики-то? Славные ребята… Это ничего, что у них рыло желтой краской, под лимон отполировано.
– Да ведь это японцы!.. Как же это ты ухитрился с ними по душам-то разговаривать? Ведь они по-нашему ни в зуб!
– Какое ни в зуб! Есть два или три мастака, что по-нашему, по-рассейски, так и жарят… Право! И где они так насобачиться только могли? Спрашиваю – не говорят… Гогочут, а не говорят…
Андрей Николаевич покачал головой.
«А наши-то, наши! – с тоскливым чувством подумал он. – И по-своему правильно говорить не умеют… свою речь осмыслить не в состоянии»…
– Что же, Андрей Николаевич, – перебил его Иванов, – идти, так идем… Небось Куманджерка заждался…
– Фу, как ты его! – поморщился Контов. – Куманджерка! Все равно, как собачонку какую…
– А он ласковый господин, не обижается… Вот поступлю к нему на службу, так по имени-отчеству величать буду или там как еще… а теперь, брат, ау: вольный еще казак, как хочу, так и величаю.
– Ты уже и на службу к нему думаешь?
– Вместе с вами!.. – несколько запнулся Иванов.
– Со мной?
– А то как же? На то мы оба два – разлучать негоже!
Андрей Николаевич знал способность своего друга ко всевозможным фантазиям и пропустил мимо ушей его слова. Зато Иванов как-то особенно посмотрел на него и даже нашел нужным зачем-то подмигнуть ему.
– Идемте же! – потянул он после этого за рукав Андрея Николаевича.
Вечер наступил быстро, как и всегда под этими широтами. Свет гас, как будто кто-то где-то торопливо тушил огромный фонарь, доселе освещавший и беспредельный океан, и этот красавец-город, приютившийся около его неизмеримой глади, и громады гор, казавшихся теперь, в наступающей тьме, гигантами, сторожившими засыпавшую землю от ее яростного врага-океана.
Оба русских в молчании перебрались на берег.
Куманджеро поджидал уже их.
– Идемте, господа, идемте! – восклицал он. – Однако вас долго задержали на борту «Наторигавы».
– Я заговорился с вашим соотечественником, – ответил Контов.
– С лейтенантом Тадзимано?..
– Да, он был там, потом были еще господа Юкоки и Оки…
– Ага! Знаю, майор Чезо Юкоки и поручик Тейоки Оки…