горячую кружку! Главным было то, что в эти мгновения он чувствовал себя таким же, как все; он вдруг поверил, что тоже имеет право смеяться, дурачиться и пить густую, пахнущую вишнями крахмальную жидкость… А когда жена сапожника потрепала всех ребят поочередно по волосам, не обойдя вниманием и его, Вилли вдруг заплакал. Горько и потерянно. Радость вдруг ушла, и остались лишь обида и глубокое чувство безысходности. Удивленная хозяйка вытерла ему тогда слезы своим широким передником, вручила моченое яблоко и отправила домой, к зловредной, драчливой бабке.
Впрочем, собственных внуков – вечно ноющего и таскающего под носом зеленые, свисающие до самого пупа сопли Анди и его раскормленную донельзя сестрицу Зизи (что за дурацкое имечко!) – старуха просто обожала. Завидев одного из них, она менялась в лице, вытирала фартуком скользкие ручищи и, добыв из-за пазухи леденец на палочке или сахарный пряник, начинала крутить этим богатством перед носом ненаглядного внучонка, сюсюкая и умиляясь. Порой ей приходилось приложить немало усилий, прежде чем Анди изъявлял желание засунуть сладость в свой обрамленный зеленой слизью рот (вытереть внуку сопли бабка никогда не догадывалась). Тогда она отступала на два шага, складывала руки на животе и, счастливо улыбаясь, смотрела, как внучок «балуется сахарочком». Картина эта повторялась едва ли не ежедневно – хоть и считалось, что ребята живут с родителями в соседнем Альдербахе, они целыми днями околачивались у отцовой матери.
Нужно ли говорить, что разноцветные леденцы и сахарные пряники «выродкам» не полагались? Вилли, конечно, не голодал: вареной пшеницы и картошки он мог есть вдоволь, а также всего, что росло в саду, – моркови, огурцов и кислых яблок, но никаких «сахарочков» от бабки он отродясь не видел, так как мать его заключила с родственницей весьма ясное соглашение: ребенок должен довольствоваться элементарным и ни в коем случае не разбаловаться, а иначе «ей потом будет с ним невмоготу». Надо думать, что условия эти вполне соответствовали бабкиным желаниям и планам, так что споров не возникало.
Пасхальным днем 1954 года Вилли сидел на перевернутом ящике из-под овощей у забора и выкладывал перед собой из камешков корабль. Такое судно он видел время от времени на Дунае, куда раньше ходил с отцом, и решил во что бы то ни стало смастерить подобное и спустить его на воду. Подбирая камешек к камешку, он трудился над своим проектом несколько часов, пока появившийся неизвестно откуда Анди не поднял его на смех, сказав, что камни потонут в воде и корабль его никуда не поплывет. Что ж, Анди был старше Вилли, ему уже сравнялось шесть, и он, наверное, лучше разбирался в кораблях, но столь бесцеремонное постороннее вмешательство взбесило мальца, и он не придумал в тот момент ничего лучше, чем схватить самый большой из камней – тот, что должен был красоваться на носу его посудины, – и запустить им в незваного советчика. Камень угодил Анди прямо между глаз. Умник дико взвыл, схватился за лицо и выронил при этом едва початый