к ставке тана, были залогом провала, то сейчас только союзная армия у стен города могла спасти Мать лагерей от опасности.
– Ну что вы раскудахтались, как куры? – недовольно прикрикнул Сабир. – Русса, иди, скажи Видарне, пока не вернемся, пусть следит за порядком. И собери с десяток своих людей.
Скрепя сердце Русса кивнул и поспешил с поручением. Сабир, немного скривив губы в сторону, проводил сына глазами.
– Тан, может, следует послать в столицу для поддержки хотя бы тайный отряд. Опытных разведчиков, способных действовать скрытно, или ещ…
– Гистасп, – беззлобно, но твердо перебил Сабир, наблюдая за лицом подчиненного. Сколь ни прячь, понял тан, а альбинос волнуется. – После того как мы с молодым Дайхаттом достигли соглашения, хотя и перебив перед тем кучу родичей друг друга, я на весь Яс заявил о том, что выхожу из войны. Бану такого слова не давала, она может делать что хочет. Но я от сказанного не откажусь.
Альбинос мысленно вздохнул: ох уж эта Яввузова упертость.
– Я понимаю, что здесь затронута ваша честь, господин, но ведь там ваша дочь.
– Именно, – сказал Сабир так, что Гистасп примолк. – Там моя дочь, – поглядел как-то особенно, так, что Гистасп сразу все понял и, кивнув, коротко улыбнулся в ответ.
На охоту в ближайшей кудрявой роще, полной диких свиней и дичи, выехало двенадцать человек. Взяли и волкодавов, глядя на которых Гистасп ностальгически хмыкнул: давно в армии танши не было этих чудесных и свирепых бойцов. Сабир пребывал в крайне хорошем расположении духа и очень скоро велел разбиться на пары: первые вернувшиеся в лагерь с вепрем получат мешок серебра на двоих, размером с кабанью голову. Тан же, отказавшись от состязания, выбрал в напарники Гистаспа, сказав, что командующий сам в свое время заявил, что ему от тана ничего не надо. Собак Сабир брать не стал, распределив псов между пятью парами соревнующихся: они с Гистаспом и сами управятся, им не к лицу гоняться за столь преходящим трофеем, так что их ничто не торопит. Гистасп весело вскинул брови, кивнул и пришпорил коня.
В конце тронного зала на мягких креслах, обложенных подушками в желто-красных тонах, сидела государыня – гордая собой, холодная, с сединами в черных волосах, убранных мельхиоровым венцом с сапфирами. В коричневом платье, с чересчур длинными серьгами до плеч, с очень узкими кистями, из которых росли длинные тонкие пальцы в многочисленных кольцах, она казалась ухоженной, ладной, но ни один человек даже в лучшие годы раману Тахивран не назвал бы ее красавицей. Владычица встретила Бансабиру ледяным и полным презрения взглядом – именно он обычно заставлял людей смотреть в пол.
Бану шла под настороженным наблюдением стражи. Вслед за ней охранники у двери пропустили только десять человек. Перед троном «высшей госпожи» выстроилось несколько воинов, но стоило Бану остановиться напротив, раману велела расступиться. Танша изменилась в лице, усмехаясь: значит, раману делает вид, что нисколько не нервничает?
– Маленькая танша, – медленно протянула раману не улыбаясь.
– Бансабира