тоном, к которому больше всего привыкли ее сопровождающие, – легким, немного снисходительным, чуточку ехидным, но по существу мало что выражающим.
– Лучше иметь грязные руки, чем душу, – сказала и, развернувшись, зашагала вниз по лестнице в той же расслабленно-небрежной манере.
– Не смей поворачиваться ко мне спиной, – предупредила Тахивран. Ее стражники стояли совсем близко к Бану, словно заужая для танши проход и отделяя ее от собственной охраны.
– Выяснение отношений ничего нам не даст, – деловито проговорила Мать лагерей. – Уверена, вы понимаете, почему я взяла в плен только ваших племянников и племянниц? Их матери в том возрасте, когда следующие роды могут стать роковыми и для новорожденных, и для них самих. Их отцы связаны священным браком по рукам и ногам, и вы, как, – Бану облизнулась, сделав многозначительную паузу, – Тень Илланы, на которую возложена верховная жреческая обязанность этой страны, лучше других знаете, что ваши братья больше никогда не женятся. Даже если овдовеют – ведь, по существу, танин моего поколения почти не осталось. Да и те, что живы, никогда не станут заключать браки с домом, который повинен в том, что их семьи лишились сыновей и дочерей. При таких обстоятельствах ваш единственный шанс удержать Зеленый танаар в руках своей родни – договориться со мной. Поэтому предлагаю отослать мужчин и поговорить все же наедине.
Тахивран стояла без движения. Еще немного, подумала раману. Еще немного, и она покажет зарвавшейся девчонке, как ничтожны и тщетны все ее происки. Главное, не поддаваться эмоциям.
Повелительным движением руки Тахивран велела стражникам расступиться. Преисполненная гордости, она спустилась по лестнице, наказав собравшимся мужчинам проводить их с Маленькой таншей в кабинет раману и охранять с обратной стороны двери. Бансабира внутренне напряглась – что это раману удумала? – но виду не подала.
Они двигались по широким коридорам с высокими потолками, покрашенными золотистыми, серебристыми и голубыми красками. Стены изображали морских чудищ в окружении могучих волн и густой пены грозного Великого моря, выложенных из смальты. С древними хозяевами морей то сражались, то беседовали рослые мужчины и женщины в длинных голубых одеяниях, с трезубцами в руках.
«Волна и смерть» – гласил девиз дома Яасдур, и сейчас, искоса глядя на изображения, Бану впервые задумалась над тем, что, возможно, именно на этом и выросла когда-то власть раманов – на умении якобы договариваться с хозяевами вод, испрашивать у них благословения для мореплавателей. И возможно, когда-то и впрямь Яасдуры имели какое-то отношение к ангоратскому жречеству – тому, что давным-давно запало в душу Бану приятным тянущим чувством цельности и запахом смолы и трав.
Бансабира, полагаясь на рассказы Серта о временах, когда она была еще маленькой, верила, что и по сей день тех, кто служит в столичных храмах Двуединства – Матери Илланы и Владыки вод Акаба, – готовили ангоратские наставники. И знала наверняка: раману Тахивран не имеет отношения