меня к себе. А ты пришел и молчишь, как чужой.
– Землян видел, – сказал Вадим наконец, словно услышал мои мольбы. – Корабль разгерметизировался, они нас подобрали. Месяцев пять в плену провел, только выпустили.
Так вот почему он не мог со мной связаться! Странно, но я почувствовала облегчение. Все оказалось гораздо проще… Или сложнее, если подумать. Но я была рада, что сложилось именно так. Лучше очутиться в плену, чем умереть.
– Они… Они хорошо с тобой обращались?
Вадим дернул уголком рта, глянул на закипающий термопот на кухонном столе.
– Аварийные костюмы есть? Баллоны кислородные? – спросил вдруг. Я даже растерялась от такого вопроса. Причин для беспокойства не было: оксистанция поселения работала исправно, работа купола давно налажена. Установки проверяли каждый день. Последний случай утечки случился во время войны, и только потому, что установку повредили взрывом. Но сейчас же мирное время, сейчас же все закончилось…
– Да, есть.
– Где?
– В ящике на заднем дворе.
– Их дома надо хранить.
Он был прав, по правилам все аварийное оборудование следует держать в вагончике, под рукой. Но тот шкаф понадобился для реагентов и образцов. Ничего же страшного не случилось…
– Хорошо, я переложу.
Вадим снова кивнул, смял губы в жесткую линию. Задумчиво проследил пальцем темный след от шлема. Дважды пропищал термопот, и я кинулась наливать чай и заваривать еду. Руки так тряслись, что я чуть не рассыпала порошок из банки.
Мне кажется, дело в усталости. Конечно, Вадим устал: столько пережил, почти год был вдали от дома, каждый день на грани. Мне нужно понять. Быть мягче. Главное, что он вернулся.
Главное, что он снова рядом.
Чуть позже я потянула его к кровати, опустилась на покрывало. Вадим замер между моих ног, глядя сверху вниз из-под опущенных ресниц. С его лица не сходило настороженное выражение, будто он совсем не знал, что последует дальше, и подозревал что-то недоброе.
Он снял рубашку, затем футболку, обнажил ожоги, пятнавшие грудь. Перевернул меня на живот, лицом в простыни. Стало тяжело дышать. Я попыталась вывернуться, но он не дал, придавил ладонью макушку. Прикосновение холодных пальцев протеза не было приятным, но я терпела. Не хотела обидеть.
После Вадим сел у окна смотреть на нимб шлюза на вершине купола, на небо с точками звезд и орбитальных станций. Так и не лег спать.
Я тоже не спала, меня ломило от боли. Не так я представляла себе нашу встречу, совсем не так. Может, он на меня обижен? Почему не рад?
Снова воцарилась долгая тишина, какая бывает только на Марсе, – лишь свист ветра и лай собаки у подножия соседнего гребня. На миг показалось, будто я вновь оказалась одна. Будто окоченела, втягиваю последний воздух, оставшийся в вагончике, и скоро погружусь в долгий сон.
Но я не могу винить Вадима. Он – герой Первой Марсианской, улетел на орбиту одним из первых, столько пережил. Он имеет право замыкаться в себе и злиться.
А я выдержу. Сделаю это ради него.
29.05.2216
Дома