убиении царевича Димитрия».
Боярин слушал его очень внимательно, по временам приостанавливая и заставляя перечитывать некоторые места, а иногда повторяя вполголоса, вслед за чтецом, витиеватые выражения, которые казались ему особенно трогательными и назидательными. И только тогда, когда Горбыль дошел до слов: «И се злокозненнии убийцы и душегубители к младенцу-царевичу приступают и кровожаждуще простирают к нему взоры», – старый боярин замахал рукой и произнес вполголоса:
– Нет, нет! Постой, не читай дальше: я этого слышать не могу…
Горбыль остановился на полуслове и вдруг поднял голову, наклонил ее несколько на бок и стал прислушиваться. Действительно, какой-то странный, смешанный звук, – не то треск, не то звон, не то вопль, – стал в это время доноситься откуда-то издалека.
– Что это? Как будто сполох? Уж нет ли где пожара? – нерешительно проговорил старый Горбыль, прислушиваясь.
– Пойди, пошли кого-нибудь узнать, – встревожился Петр Михайлович, – да воротись скорее доложить мне.
Горбыль поспешно вышел, а старый боярин стал вслушиваться в шум, долетавший с надворья, и пришел, наконец, в совершенное недоумение… То, что казалось трещотками, теперь явственно стало доноситься в виде усиленного барабанного боя, к которому не менее явственно примешивались неистовые, нестройные крики и звон набата. Крики, барабанный бой и гул шумящей народной толпы приближались все более и более. Наконец, стало слышно, как за высокою оградою широкого боярского двора толпа народа, крича и галдя, валила по улице, запружая ее всю и наполняя своим шумом и гамом.
– Что это, Господи? Бьют в барабаны, кричат, шумят, бегут… Что это? Уж не смута ли какая? – проговорил старый боярин, с трудом поднимаясь с изголовья и спустив ноги с кровати. – И Сеня мой тоже куда-то пропал… Сеня! Сеня!
– Здесь я, здесь, боярин! – откликнулся Горбыль, отворяя дверь. – Бегал, разузнавал и в толк-то ничего не возьму…
– Да что же это? Кто там валит по улице?.. Что это за барабаны?
– Стрельцы мутятся, боярин! С ружьями, с копьями и с бердышами бегут полк за полком к Кремлю.
– Зачем? Чего им надо?
– Кричат, что царя идут сменять.
– Царя сменять? Да что ты? Никак умом рехнулся?
– Не прогневайся, боярин. Что слышал, то и тебе сказываю… Царя Петра на Ивана идут сменять.
Боярин опустил печально свою седую голову, почти бессознательно прислушиваясь к удаляющемуся шуму и гаму толпы. По мере того, как она удалялась, все слышнее и слышнее становилось гудение набата по окрестным церквам и вносило невольный страх и тревогу в душу каждого мирного гражданина.
Долго молчали и старый боярин, и старый слуга, не смея высказать друг другу свои затаенные опасения…
Наконец Петр Михайлович поманил к себе Горбыля и сказал ему:
– Приподними меня да поддержи на коленях – помолиться хочу!
И долго, долго он молился, со слезами, поддерживаемый Горбылем. Вдруг топот коня звонко раздался на помосте двора, послышались голоса, и