такого откровенного разговора Борису Алексеевичу Голицыну, дальнему сроднику князя Василия Василича, нечего было делать у Стрешнева, и он ушел, потупив голову, вместе с Прозоровским. Остался один только Гордон.
– Генерал, что ты снял уже начало?
– Имел счастье.
– К палатам царским государь стражи указать не изволил; так ты, пожалуй, поставь своих надежных. Знаешь так, где-нибудь поблизости от палат, да чтобы они с царского порога глаз не спускали. Понимаешь ли?
– Я понимаю, – отвечал Гордон.
– Он ничего не боится, а мне, старику, от страху за него так и сна нет. А не то я сам буду торчать на пороге.
– Мы с капитанами будем не отходить.
– Ладно, ладно, генерал… Да вот сегодня привезли злодеев, сдадут тебе по этому списку… Держи их покрепче.
– Они уже есть у капитана фон Энке. Там и три Лихонца. Матушка их просила меня, чтобы говорить с государем и с вами о них…
– Да что тут говорить! Надо колесовать, да и только. Таких злодеев может миловать государь, а наше дело – закон. Пускай бьет челом государю. Да где она?
– Здесь.
– Что, генерал, хочешь ей доброе дело сделать?.. Так пропусти на монастырь, в твоей это власти; да пусть и сторожит государя завтра у собора перед обедней. Авось помилует!
– Я буду ей это сказать.
– Скажи, скажи… Бог милостив… Прощай.
Гордон ушел, а Тихон Никитич погрузился в чтение бумаг. Безмолвно и неподвижно торчали за его креслами два дьяка, а Волчок спал на солнышке.
Троице-Сергиев монастырь со всеми посадами и окрестностями в половине сентября 1689 года походил более на шумную и многолюдную столицу, нежели на тихую обитель иноков. Не праздник был у Троицы, не молельщики стеклись со всех пределов Руси к нетленным мощам чудотворца. Нет, решалось государственное дело; больше: решалась судьба России. В зданиях на монастыре проживали Петр Алексеевич с государыней-родительницей, тетка государева Татьяна Михайловна с двумя сестрами Петра, патриарх и некоторые важные сановники. Архимандрит Сильвестр с братией переселился в служебные избы, очистив гостям свои кельи. На посадах жили бояре и разного рода чиновные люди. Стрелецкие полки в поле простирались станом вплоть до Хотькова монастыря. Там, в монастырской гостинице, теснилась разнородная толпа приходящих: кто ни шел, ни ехал, сворачивал к Хотькову, желая сначала тайком осведомиться о троицких делах. Даже послы царевны Софьи Бутурлин и князь Троекуров, не получив согласия Петра на свидание с царевной, возвращались тем же путем; но, к огорчению, не могли набрать добрых слухов. Они с трудом пробирались и по большой московской дороге, покрытой поездами и пешеходами, их везде встречали и провожали насмешками. Народ ведал, что царевна кается, и вместе с Петром не верил ее искренности. Акт обвинения торжественно и всенародно был прочитан в присутствии государя с крыльца троицких царских палат. Орудия казни давно уже были выставлены в поле, неподалеку от монастырской ограды, и наводили трепет на любопытных. Но такова зверская