зной им казался прохладой, дорожная пыль не слепила глаза. За поворотом дороги их скрыл перелесок, и пыль медленно осела на луговые цветы.
Зной
Солнце било отвесными лучами прямой наводкой, плавило асфальт и заставляло прохожих заинтересованно искать тень. Второй месяц в городе стояла неестественная жара. Духота смешивалась с маревом, вольготно возлежала на городских камнях, размягчала сознание и уносила его в виде перемежающихся видений в страну кривды. Многие не выдерживали и галлюцинировали – всё больше белыми снегами растаявшей Арктики и горами из пломбира. Малыш El Ninjo вырос и превратился в ужасного El Hombre.
За распахнутым окном серого, пышущего жаром каменного саркофага виднелась женщина – секретарша. Юный возраст уже покинул её, отчего она носила подчёркнуто короткие юбки и малюсенькие топчики, под которыми простиралось сплошное ню.
Полис монотонно гудел и то тут, то там взрывался визгом и кряканьем городских «кенарей». Липы и тополя пытались гасить шум этого уличного «несварения» своими телами, листьями и даже пухом, полчища которого зависли в воздухе.
Секретарша постоянно отмахивалась от пуха. Он лез в глаза, в ноздри, в рот, раздражал своей настырностью, но закрыть окно значило удушить себя своими руками.
Она думала о том, как было бы хорошо заколотить эту «шаражку» да уехать на всё лето в деревню. Там грибной лес, луговая речушка с купальнями и запрудой, ветры, что разгоняются над полями и выдувают из тебя весь смог, шум, гарь и дурь большого города. Там парное молоко и невидимые жаворонки поют в зените бездонного купола. Там прошло детство, и рано – рано утром, если встать пока все спят, его ещё можно увидеть. Оно умывается росой в луговых травах, бегает по косогорам над речкой и с наслаждением ест землянику на лесных опушках. Успеть бы застать его!
Женщина сидела нога на ногу боком к клавиатуре и нехотя, через силу печатала одним пальцем какой-то нескончаемый список, состоящий из каких-то ничего не значащих фамилий.
Иванов, Петров, Сидоров…
– Зачем моему эти списки? Сейчас суетятся, а завтра уже никому ничего не надо. Бездельники. Отбрехались, и по углам. Лучше бы мне сплит поставил. Жмот!
Волков, Зайцев, Козлов…
В полуоткрытом ящике стола плавились шоколадки. Глядеть на них сейчас тошно. А вот зимой, когда мороз и снег, да с коньяком, под розовые щёчки…
Ещё раз Козлов, и ещё. Сколько рогатых развелось, – подумала женщина.
Шеф тихо вышел из кабинета поглядеть, как продвигается работа.
– Ага! Козлов, – неожиданно сказал он из-за спины. Взгляд его непроизвольно упал сначала под сбившийся топчик, а затем на ноги женщины и попытался разглядеть там украдкой что-то за гранью дозволенного. Физиономия его умаслилась.
Женщина спокойно обернулась и показала мужчине на зеркало, стоящее перед ней на столе.
Не заметил!
Мужчина