смотрим концерт. Его показывают подвыпившие бабы, женщин на нашей улице мало.
– Вот тебе! Вот!
– И тебе, вот! Вот! – визгливо кричат они на всю улицу и, поднимая подолы, хлещут себя кто по тощим, а кто-то по пышным задам в серых панталонах.
Через час сидят эти две кумушки на скамеечке и лузгают семечки. Семечек, как дафний в вечных лужах улиц. Круглый год деревенские женщины торгуют на базаре рыжими зёрнами подсолнухов. Пять копеек стакан. Мужики на семечки не размениваются. На телегах, доверху груженных мешками, приезжают они в город и торгуют картошкой. Мелкая – восемь копеек килограмм, двенадцать крупная, и это по деньгам образца 1947 года. Дорого или нет, судите сами, когда зарплата всего 800 рублей у рабочих, 1200 у инженеров. Картошка рассыпчатая, сладкая, особенно, когда молоденькая, в тоненькой плёночке. Плёнку я не снимаю, она не ощущается, да, и с ней вкуснее.
Стою на мосту. Воспоминания событий давно минувших лет слегка расслабляют и не дают сознанию сойти с ума. А «шарики за ролики» могли бы закатиться от осознания того, что перемесился в далёкое прошлое, из которого нет выхода. Но, слава Великому Разуму, он вывел мой рассудок из оцепенения и позволил ему логически мыслить.
На мне спортивный костюм и домашние тапочки на босых ногах, благо, что тапочки новые, месяц назад купила жена, а не старые – с выпирающими из дыр пальцами. Смотрю на них, низко опустив голову, и думаю, как выбраться из сложившейся ситуации, но ни одна сколько-нибудь дельная мысль не посещает моё серое вещество, «расползшееся» под черепной коробкой. От пустоты в голове, она начинает тихо попискивать, потом скрипеть и вскоре звенеть как пустой металлический чан. Охватив свой «шаровидный отросток» руками, я тряхнул им, внутри него что-то булькнуло и я понял, что он не пуста, а чем-то набит, значит то, что находится в нём пусть не сейчас, но выдаст нужную информацию, значит, я обязательно выберусь отсюда и снова войду в моё пространство и время. Чтобы не стоять как истукан, надо было что-то предпринять, и я решил мысленно войти в то состояние, в котором находился на балконе, но как бы я ни напрягал извилины моего головного мозга, всё было безрезультатно, я не мог вспомнить даже того, как ступил на балкон. Я мыслил и напрягался, я напружинивался и мозговал, но всё было бесполезно. Моё нынешнее состояние, для которого будущее ещё не наступило, пересиливало пройдённое будущее. Всё зримое сегодня, сейчас было явью, а будущее-прошлое нереальным. Сколько времени я находился в таких размышлениях, трудно было определить, я потерял ход времени, а когда очнулся, понял, не надо искать себя в будущем-прошлом, нужно попытаться вспомнить все обстоятельства предшествующие моему перемещению в нынешнюю реальность. Только это, моё новое время могло вызволить меня из своих временны'х пут.
– Так, о чём я думал, стоя на балконе? Надо вспомнить и постараться всё воспроизвести, возможно, я снова