стоит, глазами моргает и молчит. Какие мысли были у него в голове, не знаю. Только не стал он повторять мой эксперимент. И правильно сделал, а я бесшабашный был, как сейчас говорит молодёжь, безбашенный, т.е. как бы без головы, хотя, естественно, она у меня была и сейчас на своём месте сидит.
Посидели мы с Вовой на травке молоденькой и в обратный путь собрались. Букетики у каждого в сумке лежали.
Вышли на полянку, видим вдалеке деревня, а на окраине её ребята играют с мячом. Играют, ну, и играйте на здоровье. Мы вам не мешаем и вы нам не мешайте. Ан нет, нашёлся среди деревенской пацанвы хулиган. Захотел удаль свою показать, выпедриться перед товарищами. Устремился бегом в нашу сторону, а за ним полтора десятка его товарищей. Бегут, радостные, лица красные, улыбаются. Нас, очевидно, поприветствовать пожелали. Налетела орава удалая на двух подростков и давай приставать к ним, к нам, значит. В той ораве в основном малявки были, но много их, да, они и не буйствовали, стояли в сторонке и смотрели, как их взрослые товарищи к нам претензии высказывают. Почему, мол, ходим здесь, по их территории, почему, мол, разрешение у их не спросили на посещение их леса. Ну, и так далее, в том же духе.
Стоим мы с Вовой, молчим, понимаем, что если задираться будем, бойня пойдёт и нас изметелят. Самые взрослые деревенские пацаны года на два – три старше нас. Куда нам двоим с ними справиться? Бесполезно, поэтому и молчим.
Один из местных увидел на Вове новый картуз, сорвал с его головы и на свою надел. Вова не выдержал такого хамства, в бой ринулся. Пацан деревенский его оттолкнул и побежал в свою вотчину. Вова за ним, но куда там. Не догнал он ворюгу, возвратился, голову опустил, и побрели мы с ним на трамвайную остановку.
Переживал я за Вову, но ничего поделать не мог. А вот стыдно было, не оказал помощь своему товарищу. Домой ехали молча. Утешать я не умел, да, и не было смысла. Возвратить ему картуз я не мог. Приехав, вышли из трамвая. Вова от горя побрёл понурив голову, я склонив её от стыда. От горестных дум забыл даже о сумке с цветами, оставил её в трамвае. Лишь на подходе к дому понял, что руки пусты. Теперь надо было утешать меня, но мне этого не требовалось. Родители никогда не наказывали меня за потерянные вещи, они не стоили того, чтобы травмировать душу ребёнка. На развилке дорог Луговой и Максима Горького наши дороги разошлись. Вова шёл домой без картуза, я без сумки и без цветов.
Через час к нам домой пришёл Вова, а с ним и его мама. Рассказал я ей нашу горестную историю, шлёпнула мама Вову по голове, на этом и закончилась наша дружба. Что послужило причиной разрыва отношений, не знаю. Может быть, Вовина мама сказала ему: «Не дружи с этим мальчиком, он плохой», а может быть что-то другое, гадать не буду. Факт – есть факт. Собственно, я и не переживал, другом Вова мне не был, так, просто знакомый. Хотя… если честно… мой поступок был не из гусарских, в бой вместе с Вовой я не ринулся.
Глава четвёртая. Они
Мысль