поражало меня в вас с Верой – вы любите говорить о том, чего не знаете наверняка, просто с чужих слов. И умудряетесь при этом выглядеть мудрецами.
– Разве не все так называемые философы поступают так же? Очередной спор о том, что важнее – голова или опыт.
– И что же?
– Не повредит ни то, ни другое. Понимаешь, человек настолько сложен, что невозможно расписать, разделить его на какие-то отсеки. Это от того-то, это от сего-то, вот так поступать нельзя, а так можно… Мы должны судить более глубоко и свободно.
– Ты упражняешься в философии, пока…
– Пока ты страдаешь? – с неподражаемой, одной ей свойственной мягкой поддевкой, на которую сложно было обидеться, подытожила Поля. – Не надо. У меня тоже есть сердце.
– Никто и не думает иначе, – сказал Матвей несмотря на то, что все кипело у него внутри.
– Все поначалу оскорбляются на здравомыслие, когда речь заходит о романах и браке. Тут уж не знаешь, что хуже – прослыть идиоткой, в тряпье убежавшей за любимым или охотницей за состоянием… Вечно мы должны перед кем-то оправдываться. Но потом из-за такой щепетильности рушатся жизни. Я прагматик и отвечаю тебе, что подумаю.
Матвей опешил от ее немногословной опутывающей силы. Ему вдруг стало уютно. С ней так было всегда – она первая бросалась все улаживать. Он чувствовал себя спокойно благодаря этому. Полина порой отталкивала его своей скоростью на расправу и непримиримостью, часто напускной. Но другие ее грани – искренне желание вытянуть людей из нищеты и прозябания несмотря на кажущееся безразличие, благодарное сердце и в особенности теплый женственный смех… Злая, не желая никому зла. За это он прощал ей периоды раздражения и апатии. Наверное, никогда прежде в своей довольно насыщенной жизни Матвей не был так очарован женщиной.
С благосклонной и понимающей, но чуть держащей на расстоянии царственной улыбкой, не содержащей высокомерия, как бывало иногда, Поля могла быть совсем разморенной и милой, как сейчас, но при любых обстоятельствах гордой. И до нее хотелось тянуться как до человека, из которого так и брызжет жизнью, да с такой силой, что заражает других этим стремлением жить широко и вдохновленно. Человек, на которого можно было опереться, чтобы почувствовать реальность действительности. Экспрессия и искрометность вкупе с хладнокровностью. Раньше она часто бывала в центре внимания, но потом ей наскучило это питейное разнообразие.
Матвея захватывали ее плавное изящество, легкий ход темно-синих, всегда разных волн Невы. И такой же синий ветер, прохладный даже в теплые дни. И усыпляющая атмосфера весны с ее проснувшимся солнцем и таянием повсюду, врывающимися в окна и побуждающими жить своими свежими волнами воздуха. Изматывающее противостояние ожидания весны и холода, который все не хочет исчезнуть. Обманчивое петербургское солнце, пригревающее, а уже через минуту обдающее презрением. Одевающийся весной город, льющий, бьющий мокрым снегом и шквальным ветром с Невы через минуту после благоденствия тепла.
– Неужели у тебя не было женщин,