дело сальные волосы, а другое – буржуазная выхолощенность.
– Не нравится – ищите себе крестьянку в сарафане.
– Едва ли мне будет с ней интересно.
– Это уж точно.
– Какое высокомерие от революционерки! – притворно пораженный, вскричал Игорь.
Полина грациозно повела плечом.
– От фактов не убежать. Сами-то, как я посмотрю, не спешите откликаться на собственные лозунги. Как большинство проповедников, не правда ли? – спросила Поля сахарным голоском, улыбнувшись язвительно и одновременно намеренно вкрадчиво.
– Лозунги?
– С чего бы вам не прийти завтра в обносках, отдающих псиной?
– Маман не учила вас изысканно выражаться?
– Не имею охоты пополнять ряд вышивальщиц у окна.
– Вы не высокого мнения о женщинах.
– Чушь. Я смотрю на поступки, а не на условности.
Игорь удовлетворенно повел бровью. Он почувствовал редкий подъем от схватки с самобытностью. Полина в замешательстве поняла, что не может уловить еще что-то в его глазах. Что-то кроме горячности за сдержанностью, холодностью даже. Ей стало одиноко от этого факта – прежде она не безошибочно, но читала людей. Впрочем, до экзальтации Веры, возводящей непознанность души в культ, ей было далеко.
В Полине было столько энергии и силы, что она и впрямь покоряла людей. Тех, кто попадал ей в фавор, она щедро одаривала своим вниманием. Она любила и ненавидела всем сердцем, от души. Хвалила или разносила в пух и прах. В ненависти черпала силы и вдохновение. Была непримирима в суждениях, озвучивая их громогласно, хотя в душе прекрасно понимала, что все далеко не так однозначно, как она утверждает. Но то был период громких заявлений и намеренного упрощения, исходивших от очень образованных и харизматичных людей. Людей, которые чрезмерно увлекались внешним и общественным, опрометчиво забывая о внутреннем и индивидуальном.
25
– Я ухожу воевать, – сказал Матвей с безмятежной улыбкой, как будто поведал о том, что прикупил новый выходной костюм.
Вера почувствовала, как ей жарко, но как холодно и точно брызгает внутри сердце.
– Представляешь, меня возьмут военным журналистом – какая удача… Редкость! Где Полина? – продолжал Матвей, безалаберно не замечая ее состояния.
– На собрании… Не знаю.
– Вечно так. Загляну потом. Может, приду на ужин.
Он встал, ожидая, что она ответит хоть что-то. Но Вера молчала, рассеянно глядя на камин. Ее нижняя губа отошла от верхней.
– Я бы…
– Я провожу, – поспешно и глухо произнесла она, поднявшись и демонстрируя струящуюся серую юбку.
Матвей засмотрелся на ее грациозно изогнутое тело. Когда ему еще доведется прикоснуться к такой красоте? Теперь придется собраться и полностью забыть прошлое, оставив ему маленький кусочек мозга на случай возвращения. Странное дело – готовиться отрезать эмоции, привязанности и подвергать себя опасности ради чего-то эфемерного, нереального.
Они