по второму и третьему этажу. Крутые чувихи тусовались на первом, напротив входа в школу, и чмырили всех, кто им не нравился. Особенно на большой перемене, на которую приходился обед. После четвертого и пятого уроков никого уже не было, но Сашка на всякий случай сначала выглядывала с лестницы, и если было свободно – быстро шла по коридору к раздевалке. Если же было три урока, как в прошлой четверти по средам, когда отменили физику, ей приходилось ждать или как-то просачиваться, прячась за спины. Не то чтобы Сашка была трусихой, ей просто не хотелось нарываться, ведь на унижение придется реагировать, что-то делать. Ей было очевидно, что в драке она не победит. Остается бежать и прятаться.
Сашка стала думать про яблоневый сад, который был за школой. Она обожала Городенцы. Когда ей было семь, она испытала в саду одно необычное состояние, которое часто потом пыталась в себе вызвать. В своем уме Сашка видела это так: она идет по протоптанной в густой зеленой траве тропинке, смотрит под ноги и зачем-то спрашивает у самой себя: «Что такое бесконечность? Как это понять?» Она поднимает глаза и видит рядом с собой яблони, а за ними еще и еще. И ее восприятие как бы расширяется во все стороны, сначала насколько хватит глаз, а потом дальше. И вот она вмещает в себя весь мир, который оказывается бесконечным яблоневым садом. И это внутри нее – гомон из стрекота кузнечиков, гула самолетов, щебетания трясогузок и отдаленных, едва слышных голосов людей. Внутри нее этот свежий, душистый ветер. Внутри нее щекочущее копошение всех живых существ.
Да, она часто вспоминала тот момент, пыталась пережить его снова. Но такой отчетливости не удавалось достичь, а может это было уже и не нужно, потому что само знание о слитности ее с миром как-то постепенно затерлось волнениями и перипетиями сложной подростковой жизни.
Сашка подумала про свою яблоню, которую звала Зеброй за полосатый от старости, разветвленный, удобный для сидения в развилке, ствол. Теперь на ней, наверное, созрели яблоки. Яблоня была поздней. Сашка вспомнила, что давно не навещала ее. Раньше она каждый день после уроков сидела на ветке, в темно-зеленой восковой листве и подслушивала разговоры прохожих (прямо под яблоней шла тропинка). А еще раньше, классе в пятом, когда Сашка пересказала всем дворовым «Оцеола, вождь семинолов», они играли под этой яблоней в индейцев. Сашка была шаманом, а Пашка – вождем. Однажды, когда все ушли обедать и оставили ее одну, пришли незнакомые дети и хотели разжечь под яблоней костер. Сашка сидела на дереве, обхватив ствол руками, и отказывалась слезать, а они кидались в нее палками и банками с краской, которые притащили с мусорки. Два раза попали по ногам, оставив кровавые ссадины, но она все равно не слезла, не предала Зебру. Теперь это казалось странным, а тогда было понятным и почему-то важным.
А сегодня? Что важно для Сашки сейчас?
Сашка вспомнила классный час. Еленушка зачитывала из какого-то журнала, прикрывая обложку газетой, статью про секc. «Вы, – говорила она, – должны знать это, вам уже пора». «Я про это в пять лет знала, – думала Сашка, – а она нам в шестнадцать рассказывает. Вот хочется нам сказки слушать про то,