прежде принадлежавшем школе, и имел печное отопление. В круг ее обязанностей входило мытье полов и отопление палат. Днем она мыла полы, потом колола, таскала дрова и топила несколько печей.
Круглые чурбаки она привозила на подводе с лесопилки, расположенной на другом конце города в большом сарае. Там, за высоким забором, весь день пронзительно визжала циркулярная электрическая пила, распиливая бревна на чурбаки, которые потом развозились по госпиталям.
Чтобы облегчить свой быт, сестры решили: моя мама после работы забирала из яселек племянника и приглядывала вечерком за ним дома, а тетя брала меня с собой в госпиталь, так как из детского садика меня уже исключили по возрасту.
Я наблюдал за жизнью госпиталя изнутри, стараясь не мешать, не попадаться на глаза начальству и пособить, если о чем-то просили раненые.
Раненые страдали физически от ран и духовно от своей неспособности к труду и, как только приходило облегчение, вставали и искали себе занятие по силам.
Они знали о горе Люси, жалели ее и всячески старались облегчить ей труд: сами следили за чистотой в палате, когда она мыла полы, предупредительно сдвигали свои тумбочки, щипали лучину для растопки печей и т.п. Сначала одна из печей задымила, тотчас сыскался среди раненых печник, который быстро нашел причину и наладил тягу. Людмила благодарила всех своей милой улыбкой и ободряла ласковым словом, терявших надежду раненых бойцов.
Особенно трудно давалась ей колка дров. Заметив это, один выздоравливающий солдат вызвался помочь.
В первую очередь он наладил топор: пересадил и прочно закрепил топорище, наточил лезвие топора. Потом соорудил рабочее место для рубки, подобрав для «наковальни», широкий низкий еловый чурбан. И дело пошло. Дрова были в основном осиновые и березовые, реже сосновые и еловые. Я с восхищением и восторгом следил, как он, придерживая одной рукой чурбан, другой с небольшим замахом резко и быстро махал топором, разделяя чурбан на поленья. Тюк – тюк – тюк – отлетали поленья, а я, раскрыв рот, стоял пораженный, как это он по пальцам себе не ударит. Когда попадался большой суковатый чурбан, он сначала внимательно изучал его, потом с большого замаха врубал в него топор и, перевернув в воздухе со всей силой, бил обухом по «наковальне» и чурбан со скрипом и скрежетом разделялся на две части, которые он потом ловко разделывал на поленья. Во всех его движениях была поразительная красота.Рубит парень, да похохатывает:
– Кому бы на час, а мы, гляди, днем свернем.
Пришла медсестра, ругается:
– Бакулин! … На перевязку, сколько можно звать …!
– Слышу, милая, ничего приятнее твоей ругани нету. Век бы слушал. Да у нас делов – то: семеро помогут, так я один смахну!
Выглянул из окна военврач, приказал:
– Хватит, Бакулин, заканчивай. Дорвался, работничек.
Я с гордостью подумал, как ловко могут работать наши мужики. Впоследствии я видел, как той же хваткой при колке дров владел мой сват Николай. В его цепких сильных руках, вроде бы и небольших замахах, поленья из под топора