Изабелла холодно прощалась с дочерью. Отец же с любовью обнимал Хуану и просил Филиппа иногда навещать их в Кастилии. Филипп впервые за всё это время искренне обнял Фердинанда и поблагодарил его от всего сердца.
– Мы будем рады и вашему визиту в Бургундию, ваше величество, – сказал он королю.
И, наклонившись к самому его уху, добавил:
– Благодарю вас за то, что дали мне ещё один шанс. Я раскаиваюсь в том, что совершил. Но клянусь, с этого момента я сделаю всё, чтобы ваша дочь была счастлива.
– Не сомневаюсь, мой друг, не сомневаюсь, – заверил его Фердинанд.
– Всего хорошего, сеньора, – низко поклонившись, сказал Филипп Изабелле.
Изабелла холодно на него посмотрела и протянула ему не менее холодную руку, а встретившись с ним глазами, сказала:
– Я хочу, чтобы ты знал: я осведомлена о каждом твоём шаге. Более того, я прекрасно осведомлена обо всех твоих планах, дорогой зять.
В Принзенхофе
На Хуане было шёлковое платье тёмно-синего цвета, с золотой шнуровкой на корсете и таким же золотым поясом на талии. Прошла всего неделя, как они с Филиппом прибыли в Бургундию, и герцогиня была безмерно рада возвращению в Принзенхоф. Она чувствовала себя умиротворённой и всё свободное время посвящала прогулкам с подрастающей Элеонорой и играм с маленьким Карлом. Дети были её счастьем, которое наконец поселилось в этом доме.
Любовь к мужу переросла в стабильность, а дворцовые празднества – в обязанность. Хуана сделала ещё несколько попыток пробудить чувства к Филиппу, но боль от равнодушия мужа, которую она терпела последние годы, непрестанно гасила былую страсть. А постоянные визиты зарубежных послов к будущей королеве позволяли Хуане забыть о том, что ещё один вечер она проведёт в одиночестве.
Филипп осторожно, почти всегда шёпотом, спрашивал жену о её послеобеденных планах и каждый раз получал один и тот же ответ:
– Я чувствую себя уставшей. Лягу спать пораньше. Эти вечные визиты и дождливое небо плохо на меня действуют.
Филипп молча и разочарованно кивал, желал жене спокойной ночи и выходил из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Жизнь во дворце стала такой неспешной, что слуги начали ходить на цыпочках и разговаривать шёпотом. Теперь лишь на королевской кухне можно было услышать громкие голоса: вечерами там собиралась вся дворцовая прислуга. Они вспоминали времена, когда герцог устраивал им очередную всклочку, явившись в дурном настроении и нетрезвом виде.
– Славное было время! – подняв обе ладони кверху, говорил старый повар.
– Чем же оно было славное? – удивлялся поварёнок, которому только исполнилось двенадцать лет. – Разъярённый герцог, неспокойная герцогиня. А эти вечные балы: работаешь на них без продыху. Говорят, что блюда повозками в зал завозили! И ведь хоть бы кто «спасибо» сказал!
– Это тебе, что ли, герцог «спасибо» сказать должен? – отвечал ему старый повар. – Ох, времена! Вырастили