следы ожога. Александр был вблизи страшноват.
– Слушайте, Мари, я сообщу вам тайну, которую вы обязаны знать, для вашего же блага, – (наклонился к самому её уху). – Вы самая прекрасная из всех женщин, из встреченных мною. Если когда-нибудь вам вздумается развязать войну, на вашей стороне будет армия влюблённых в вас мужчин. Знайте это.
И Пушкин легко сбежал по лестнице вниз. Как бы удивился он, узнав, что происходило (одновременно с только что состоявшимся разговором) в Петербурге.
Санкт-Петербург, кабинет статс-секретаря Каподистрии.
Успевшие уже позабыться нами Каподистрия, Рыжов, Капитонов и Черницкий сидят вокруг стола. Все бодры и полны рвения и интереса к работе. Черницкий держит в руках стопку листов.
Каподистрия. Итак, господин камергер, на чём мы остановились?
Черницкий. (читает) «…Кавказа гордые главы»
Рыжов. Смысл очевиден.
Черницкий. «Над их вершинами крутыми…»
Капитонов. Стоп. Это что, так до конца и понимать все буквально?
Каподистрия. (с неуловимой иронией) А что вы хотите? Пейзажная лирика.
Рыжов. (он немного стеснятся старших по званию) Господа! Давайте будем последовательны. «Над вершинами» – это начало. Пожалуйста, прочитайте далее…
Черницкий. (читает) «…На скате каменных стремнин»… Так, ну это проходно… «Питаюсь чувствами немыми»!
Каподистрия. А вот тут подумаем, господа! Что за немые чувства?
Капитонов. Видимо, он не находит на Кавказе ничего подозрительного. То есть, образно говоря, Кавказ молчит-с.
Каподистрия. (негромко) По-моему, нам с лихвой хватает одного говорящего образно. Вы-то уже не уподобляйтесь…
Черницкий. А почему ж стихотворение такое грустное?
Капитонов. А потому и грустное, что не находит…
Рыжов. А если он видит проявления какой-то диверсионной деятельности, но косвенные?
Каподистрия. Не уходите в лирику. Нам сказано: «Питаюсь чувствами немыми».
Капитонов. Я все-таки склонен считать, что это означает спокойствие Кавказа.
Каподистрия. (махнув рукой) Будь по-вашему. Посмотрим, что дальше.
Черницкий. «…И чудной прелестью картин». Пожалуй, господин Капитонов прав.
Капитонов. Читайте дальше, господин камергер.
Черницкий. «…Природы дикой и угрюмой».
Каподистрия. Вот! Вот и нотка драматизма зазвучала! Что это, по-вашему, а?
Черницкий. Это бред стихоплёта… по-моему, он манкирует.
Капитонов. Там ведь правда дикая природа. А угрюмая… ну, допустим, он чувствует опасность, но не видит ее проявлений.
Каподистрия. Какая у вас фантазия, советник.
Рыжов. Господа… а может быть, это просто стихи?
Черницкий. (строго) В каком смысле?
Рыжов. Ну просто. Стихи.
Утренний совет – прощание с Броневским – снова плыть – о чём не напишут
Законы осуждают
Предмет моей любви;
Но кто, о сердце, может
Противиться тебе?
Н. Карамзин
Небо