Борется с мировой несправедливостью.
– Любитель она этого дела.
Я отцу кивнула, и, понизив голос, поинтересовалась:
– А где оно?
Отец непонимающе нахмурился, и тоже шёпотом переспросил:
– Кто?
– Вселенское зло. Жена твоя где?
Отец тут же отодвинулся и сплюнул с досады. А я рассмеялась.
– Да ну тебя, Лидка! – Даже пальцем по краю стола постучал, как делал в моём детстве. – Сколько раз просил, не цепляйтесь вы друг к другу.
– Так мы и не цепляемся. Это я любя.
Отец укоризненно качнул головой.
– На рынок пошла. Детям творог купить.
– Дети – это святое, – пробормотала я, подула на чай, прежде чем сделать глоток. В этот момент на кухню Женька заглянул. Остановился в дверях, привалился плечом к косяку и на меня посматривал. Затем спросил:
– Так что у тебя с невыносимостью провинциальной жизни?
Я принципиально на него не смотрела.
– Привыкаю, – ответила я. И решила порадовать: – Почти привыкла, работу нашла. А, глядишь, и замуж соберусь. Так что, об отдельной от родителей жизни, забудь. Единственный выход, найти тебе нормальную работу, и перестать плющить задницу в своём сервисе. Тогда квартиру купишь. Сам.
– Умная, да?
– Чтобы всё это понять, много ума не надо. – Я вскинула руки, изображая атлета. – Нужны мускулы.
– Дети, не ссорьтесь, – попросил отец. Я как раз дожевала пряник, допила чай и поспешила подняться.
– Пойду я. Папа, теперь ты ко мне в гости приходи. Лучше по утрам, вечерами я работаю.
– Слышали, слышали, – протянул Женя. – В кабак пристроилась. Прямо тянет тебя туда.
– Ага. Со сцены Есенина читаю. – Я наклонилась, отца в щёку поцеловала. Проговорила ему на ухо: – Помни, о чём я тебя просила. Тётка тоже беспокоится.
– Её хлебом не корми, дай побеспокоиться за кого-нибудь.
– Не за кого-нибудь, а за тебя. Мы же семья. – Я прошла мимо сводного брата, кинула на того задумчивый взгляд. – Пока, семья.
Женька мне не ответил, прошёл на кухню и сел на моё место. Что ж, не больно-то и хотелось. Хотя, помню, были, были времена, пусть и длились они совсем недолго, когда я с удовольствием возилась с ним и с Полиной, решив, что мачеха мачехой, а младшие брат и сестра – это совсем другое. Я водила их за руку гулять и помогала с уроками. Вот только вся эта идиллия не продлилась и года, и, кроме меня, об этом вряд ли кто-то помнит.
Выйдя из подъезда, я почувствовала себя лучше. В квартире на меня навалилась тоска, словно, меня кто-то удушить пытался, теми же воспоминаниями. Оказавшись на улице, я вдохнула полной грудью, сощурилась на солнце, а пока искала в сумке солнечные очки, к подъезду подкатило такси, и из него выпорхнула Полина. Судя по её виду и наряду, девочка только возвращалась домой, поутру. Кстати, часы показывали почти полдень. Полина вышла из автомобиля, одёрнула короткое платье, на какой-то миг покачнулась на высоких каблуках, видимо, ноги не держали после ночного